Кри-Кри - страница 38

Резкий звук поворачиваемого в замке ключа вывел его из оцепенения. Кри-Кри встрепенулся. Ужасная правда была в том, что Гастона не было в живых, но правда была и в том, что баррикаду дяди Жозефа надо было спасти от предательства, спасти во что бы то ни стало.

— Не за мной ли?

— Нет. Верно, моя очередь.

— Моя! — доносились до Кри-Кри голоса пленников с разных сторон подвала. О своей судьбе он не думал, когда вдруг услышал:

— Который тут Шарло Бантар?

Кри-Кри понял, что пришла его очередь.

Он поднялся, поправил по привычке курточку, к которой прилипли соломинки, провел рукой по волосам. С головы тоже посыпались соломинки. Одна, две, три…

Поворачивая голову в сторону вошедшего, Кри-Кри ожидал увидеть ненавистного жандарма, который только что увел Гастона. Но это был не Таро. Кри-Кри увидел старого капрала, который сухо повторил:

— Ты Шарло Бантар? Идем!

— Господи! — послышалось заглушенное рыдание Жозефины Ришу. — Неужели и этого! Ведь он совсем мальчик!

— Идем! — настойчиво повторил капрал.

Кри-Кри выпрямился и, невольно подражая голосу и манерам Гастона, крикнул, обращаясь к товарищам:

— Да здравствует Коммуна!

27 мая к девяти часам вечера, когда старый капрал увел Кри-Кри, как думали заключенные, на расстрел, в руках коммунаров оставалось только несколько предместий Одиннадцатого, Двенадцатого и Двадцатого округов.

Правительство Коммуны, перебравшееся в мэрию Двадцатого округа, фактически больше не существовало. Когда Мадлен, выполняя поручение Жозефа, зашла в мэрию, чтобы попросить поддержки людьми и боеприпасами для баррикады, там никого не оказалось, кроме старого сторожа. Узнав от Мадлен, зачем она пришла, старик сказал:

— Члены Коммуны разошлись по баррикадам, и немногие из них уцелели… Ну что ж, — добавил он после минутной паузы, — я гожусь, как и всякий другой: я достаточно пожил на своем веку. Идем! Веди меня на баррикаду.

Версальцам часто удавалось обходить укрепления коммунаров с тыла, потому что отсутствовало общее руководство защитой баррикад. Неравенство сил борющихся сторон становилось разительным. На одного вооруженного федерата приходилось двадцать версальских солдат, наступление которых поддерживалось большим количеством пушек.

Чем ближе был конец, чем меньше оставалось шансов на победу, тем яростнее шли в бой коммунары, тем храбрее и беззаветнее отдавали они свою жизнь за лучшее будущее человечества.

Защитники площади Бастилии[34], где каждый камень имеет свое предание, проявляли чудеса храбрости. Среди развалин, под горящими балками люди заряжали пушки, в десятый раз поднимая красный флаг, сбиваемый версальскими ядрами.

На главной баррикаде утром сражалось сто человек, вечером здесь лежало сто трупов.

На улице Крозетье схватили артиллериста, не покидавшего орудия до последнего момента. Версальские солдаты окружили его.

— Тебя расстреляют сейчас! — кричали они ему.

— Умирают только раз, — отвечал он спокойно, поживая плечами.

При взятии версальцами укрепленного дома в рабочем предместье Рокетт старик-федерат долго отбивался от солдат, пока не истратил последнего патрона. Офицер приказал расстрелять его во дворе, на куче мусора.

— Я храбро сражался, — запротестовал старый коммунар, — я имею право умереть не в навозе.

Полковник федератов Делорм, которого повели на казнь, обратился к версальцу, командовавшему при расстреле:

— Пощупайте мой пульс, посмотрите, боюсь ли я?..

В мужестве и самообладании дети не уступали взрослым.

Улица Маньян досталась версальцам лишь после упорной борьбы с батальоном Питомцев Коммуны, состоявшим из ста двадцати школьников. Дети отстаивали каждый дом, вступая в схватку с врагом, значительно более многочисленным и лучше вооруженным.

После взятия баррикады предместья Тампль всех ее защитников поставили к стене. Тринадцатилетний мальчик, который сражался все время на баррикадах, обратился к офицеру:

— Моя мать живет здесь рядом. Разрешите мне сбегать отнести ей серебряные часы, которые остались при мне: они ей пригодятся… Я через три минуты вернусь.

Офицеру, не верившему, что мальчик вернется, все же захотелось проделать опыт. Он отпустил его. Ровно через три минуты раздался голос маленького коммунара: «Вот и я!» Он вбежал на тротуар и прислонился к стене, рядом с трупами своих расстрелянных товарищей…