Кровавый источник - страница 48

— Что за самодеятельность, Гена? — упрекнул Мишкольц и твердым голосом добавил: — Делай, как я сказал.

Вернувшись из касс Аэрофлота, Балуев застал в холле ту же картину. Но на этот раз криворотый сделал ему знак подойти.

«Клюнула рыбка!» — уже не сомневался Геннадий. Подобные жесты между представителями их организаций в последнее время были не в моде.

— Мой босс хочет говорить с твоим боссом, — без предисловий заявил помощник Стара.

— Мой босс готов к встрече, — ответил Балуев, сдерживая улыбку. Ему показалось, что они говорят на языке североамериканских индейцев. — Назначайте время и место, — предложил Геннадий.

— Завтра в полдень. Здесь. — Криворотый указал на кресла, в которых развалились его товарищи.

— Хорошо.

После этого все пятеро удалились.

— Срочно свяжись с Виталькой! — Так между собой они называли Шалуна. Мишкольц кричал от возбуждения, хотя в номере стояла до этого уютная, провинциальная тишина. — Скажи, пусть будут предельно внимательны в эти дни! Возможно, что кто-нибудь из окружения Стара не желает этих переговоров!

Ранним утром в их номер завалились два здоровенных амбала. Володя сразу их узнал — телохранители Шалуна.

— Зачем лишние расходы?! — возмутился Мишкольц, хоть и польщен был заботой формального босса. — Придется преподать Витальке курс политэкономии.

За пять минут до назначенного времени они расположились в вестибюле гостиницы «Украина» вместе с телохранителями. Людей Стародубцева не было видно. Казалось, нервы лопнут от напряжения.

Мишкольц вдруг задрал голову вверх и толкнул локтем Геннадия.

— Как тебе это?

Роспись на потолке сохранилась с тридцатых годов. Молодая Украина в образе румяной, сисястой дивчины как бы отчитывалась перед Страной Советов о Великом урожае. Можно было только удивляться, как своды гостиницы не рухнули до сих пор под тяжестью гигантских бураков и тыкв-мутантов.

— Впечатляет, главное — сколько здесь реализьму! — посмеялся искусствовед Балуев.

— Особенно если вспомнить, что примерно в это время на Украине свирепствовал голод, — заметил историк Мишкольц.

Они опоздали на несколько минут. Впереди шел Стародубцев в строгом черном костюме, за ним — помощник и четыре охранника.

Мишкольц не пошел к ним навстречу, а дождался, когда они подойдут, и только тогда встал, а вместе с ним все остальные.

— Извините за опоздание, — протянул ему руку Стародубцев. — В Москве в это время ужасные пробки!

Володя пожал эту руку, утопившую в крови половину его организации.

— Мы заказали два столика в ресторане, — сообщил криворотый и зачем-то подмигнул Балуеву.

Телохранители Шалуна остались дожидаться в вестибюле вместе с четырьмя охранниками Стара.

Ресторан гостиницы был почти пуст. Они уселись за соседние столики, как на шахматном турнире: Стародубцев — Мишкольц, Балуев — криворотый.

Володя заказал только напитки и овощной салат.

— Вы — вегетарианец? — удивился «звездный босс», и его юркие голубые глазки засмеялись. Именно так — сначала глазки, потом рот.

— Мясо я тоже ем, — без улыбки ответил Володя, — но мясо особого рода.

Стародубцев не стал выяснять какого, а начал распространяться насчет художественных выставок в столице. Мишкольц почувствовал тревогу, хоть и отправил купленное на аукционе с надежной охраной. Молча ждал, до чего договорится Стар. А тот ни до чего не договорился — только дал понять, что и эта сфера деятельности Владимира Евгеньевича ему хорошо известна.

— Весьма кстати вы оказались именно здесь. Я как воду глядел! Уж если Третьяковка объявила аукцион, то Владимир Евгеньевич непременно прибу-дут-с! — Его несколько кривляющаяся манера изъясняться раздражала Мишкольца, но он по-прежнему молчал. — Я решил — уж если время свидеться назрело, так пусть это будет Москва. А то еще пропадете куда-нибудь, не дай Бог! Не далее как в сентябре позвонил мне этот ваш… Как его? Кривцун! Давай, мол, встретимся. Давай, говорю — отчего же не встретиться с умным человеком? Я, как дурак, прождал его до ночи «У Сэма», а он, говорят, отправился в иные миры. Чудак-человек! Зачем, спрашивается, звонил?

Мишкольц потягивал через соломинку сок манго, изучая своего собеседника. Похоже, тот и в самом деле был ошарашен поведением Кривцуна и не на шутку в ту ночь перепугался, хоть и балагурит теперь. Балагурит, потому что жив. И хочет убедить его в том, что относится ко всему с иронией. Война как мультик, как оперетка, с пошлым, лакейским «с» в конце каждого слова, каждого выстрела, каждого взрыва…