Кровью своего сердца - страница 16

Над ямой уложили толстые бревна вдоль и поперек, клетками. Привели конюхи нескольких лошадей, здоровых и молодых. Работник подошел к одной из них, достал шприц, наполнил его какой-то жидкостью и сделал укол в шею лошади. Та немного постояла и медленно упала на землю, дрыгая ногами и вертя головой в предсмертных судорогах. Я стоял рядом и видел, как из глаз лошади текли слезы, она словно просила помощи у людей и молча спрашивала «за что?». Я стоял и плакал. А мертвых лошадей сгружали и сгружали в яму. Смотреть на эту нечеловеческую жестокость было невозможно, и мы вместе с другими ребятами оставили это страшное место.

Рассказывали, что после того, как в яме оказалось более десятка лошадей, их трупы облили керосином и подожгли. Они горели всю ночь, распространяя зловонный дым по всей округе. А на окраине леса всю ночь слышался вой волчьей стаи, чувствовавшей запах горелого мяса. Этот год был трагическим и для людей, и для животных.

Впоследствии оказалось, что отец был прав — зря уничтожали здоровых, молодых лошадей в совхозе. Об этом мне стало известно в первые послевоенные годы из книги «Тайная война против Советской России»^>51, в которой прогрессивные писатели и журналисты США Майкл Сейрес и Альберт Кан рассказывают, что еще в довоенные годы фашистская агентура организовала провокационную кампанию по ослаблению экономики и обороноспособности Страны Советов. В частности, в Любанском, Старобинском и других, особенно приграничных, районах Белоруссии с целью срыва весеннего сева и мобилизации лошадей в кавалерийские воинские части РККА была проведена массовая акция по уничтожению племенных лошадей под видом «ликвидации эпидемии». Книга эта написана на основании материалов Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками гитлеровской Германии.

В понедельник утром отец договорился с шофером и тот отвез меня обратно в Любань. Мы торопились хотя бы на второй урок, так как на первый я уже явно опаздывал. И снова школьные занятия, уроки, заседания комитета. Так проходит неделя, другая, третья… Вот и первое полугодие оканчивается. Оценки у меня в табеле почти все «выдатна», кроме нескольких «добра»^>52. Вместе с друзьями мы готовим уроки, бегаем на заледеневшую реку кататься на коньках. Словом, все идет как обычно, никаких особых происшествий.

Как-то в субботу приезжаю я на попутной машине домой, чтобы продуктов взять, отдохнуть с семьей и снова в понедельник вернуться в школу. Подхожу к крыльцу, а на дверях замок. Что такое? Останавливаюсь в недоумении. Потом решил пойти к Иосифу Петрене. Он меня увидел и говорит:

— Тебя родители ждали-ждали, не дождались. Часа два тому назад уехали со всеми вещами и корову к саням привязали. Сказали, что уехали в деревню Заелица Глусского района. Так что если постараешься, может их и нагонишь.

Стою, думаю: «Вот ведь получилось, прямо как в Барикове». А жена Петрени тем временем предложила: «Заходи, Мишка, хоть покормлю, голодный ведь с дороги». Действительно, я очень проголодался, но в дом заходить отказался, чтобы не тянуть зря время. Тогда она вынесла мне кусок хлеба и сала, сказала, мол, хоть по дороге поешь. Я был очень благодарен.

И зашагал я снова по дороге. Вот знакомая деревня Загалье. Вот в стороне справа Старосек. Не доходя деревни поворот налево. Уже стемнело, когда вдалеке показалась деревня Живунь и хуторок Оснички. Дальше канава и мост. Дорога битая по снегу. Морозит, и снег хрустит под ногами, но вокруг от него светло. Еще светлее стало, когда из-за туч появилась полная луна. Я думал, что это очень хорошо, что видна дорога, потому что мне еще предстояло идти через лес. Вырезал я толстую березовую палку, на случай если собаку или волка встречу. Все-таки страшновато было одному идти через лес и болото. Лес я прошел благополучно, вышел, а там уж и деревня видна. Парни с девушками «на вечёрки»^>53 идут, многие девушки с пряслицами и пряжей^>54. Деревня эта оказалась Стяг, дальше Славковичи, а за ними та самая Заелица или Стражи.

Пока дошел я до этой деревни, а от совхоза Жалы это почти тридцать километров, во многих хатах уже погасли огни, сельчане ложились спать. Нашел я дом с огоньком в окнах, зашел — может, скажут, где мои родители остановились. Постучал я в окно, а оттуда мама выглядывает. Радости, казалось, не будет конца. Я был просто счастлив, что нашел всех своих. Они еще не успели вещи разложить и постели устроить. Я отказался ужинать, выпил стакан чаю и сразу пошел спать. Не до разговоров было, все-таки усталость давала знать о себе. Как только лег на кровать — сразу уснул.