Крымские ханы первой половины XVII столетия и борьба за самостоятельность и единовластие - страница 26
Так, например, когда во дворце утверждался мирный договор с Московией, хан в присутствии русских послов и своих первых беев принес шерть — торжественную клятву соблюдать соглашение. Русские ожидали, что вслед за ханом, согласно традиции, шерть по очереди принесут и предводители знатных родов, — но Мехмед Герай отменил былой обычай: «Мои приближенные мне не товарищи, как было при Джанибеке Герае, а рабы!» — отрезал он.[125] Времена ордынской военной демократии, когда родовые старейшины принимали решения наравне с ханом, миновали.
Подобно своему далекому предшественнику Саадету I Гераю, воцарившемуся в Крыму ровно сто лет назад, Мехмед III Герай следовал блистательному примеру османских султанов, которые правили государством единолично и самовластно.
Урезая полномочия родовой знати, хан, тем не менее, избегал настроить ее против себя. Надеясь, что золото поможет вельможам смириться с ограничением их давних привилегий, он существенно расширил список тех, кому причиталась доля поступавшей ко двору московской дани, для чего и потребовал у царя, чтобы сумма ежегодных выплат в Крым была увеличена. Щедро раздавая дары, Мехмед Герай не мелочился: сравнивая его с предшественником, придворные заключали, что если Джанибек был рад получить и копейку, то «новому хану и сто рублей за копейку сойдут».[126]
И все же, сколь бы ни был хан самостоятелен, он, конечно, нуждался в надежных помощниках — не в услужливых лицемерах, а в людях по-настоящему преданных. Таким помощником на первых порах стал его дальний родич — нурэддин Девлет Герай, человек удивительной судьбы, заслуживающей, чтобы изложить ее подробнее.
Когда-то в гареме Фетха Герая (запомнившегося крымцам своей отвагой на венгерском фронте и неудачным мятежом против Гази II) появилась знатная польская девушка, захваченная в плен крымскими войсками в очередном походе. Фетх пожелал взять ее в жены, но та отказалась изменять своей вере, и тогда польку решили вернуть отцу за выкуп. Придворный служащий Хаджи-Мустафа повез пленницу в Польшу, чтобы доставить ее на родину и забрать выкупные деньги. Спустя некоторое время прошел слух, что по дороге домой у польки родился сын. Некий слуга Фетха Герая, рассчитывая на вознаграждение за добрую весть, донес этот слух до своего господина и поздравил его с прибавлением в ханском семействе. Тот с возмущением отверг всякую свою причастность к беременности панночки, в гневе избил сплетника и послал за путниками погоню, дабы истребить их обоих за блуд, опозоривший его имя. Но выяснилось, что пленница уже умерла при родах, а Хаджи-Мустафа бежал, захватив с собой и ребенка. После гибели Фетха Герая Хаджи-Мустафа вместе с мальчиком, названным Мустафой, вернулся в Крым и поселился близ Ак-Месджида.
Вырастя, Мустафа стал пастухом и вел жизнь простого селянина; в его семье появилось двое детей. Ничто не предвещало перемен в жизни неприметного скотовода, но вот его разыскали в степях ханские посланцы и велели срочно явиться в столицу. Здесь Мехмед III Герай ошеломил Мустафу невероятною новостью, объявив, что признаёт его сыном Фетха Герая и назначает своим нурэддином. Единственным условием, которое хан поставил перед новообретенным троюродным братом, была смена имени — и отныне Мустафа стал зваться Девлетом Гераем (в точности как покойный старший брат Мехмеда и Шахина), а его дети вместо прежних нищенских кличек Кул-Болды и Чул-Болды обрели благородные имена Фетха и Адиля Гераев (впрочем, прозвище Чобан — «Пастух» — навсегда прилепилось к этому семейству).[127]Нетрудно понять мотивы такого выбора: приблизив к себе вчерашнего чабана, всецело зависимого от хана и безмерно ему благодарного, Мехмед Герай обретал по-настоящему верного соратника.[128]
Однако первым, на чью помощь и поддержку мог бы с полной уверенностью положиться Мехмед, был не нурэддин, а родной брат, Шахин Герай. С ранней юности они вместе делили тяготы и опасности — а теперь настал час разделить и торжество общей победы. Мехмед Герай готовил для брата пост калги, и потому, едва прибыв в Крым, обратился к шаху Аббасу с просьбой отпустить Шахина Герая на родину. Это одобрял и Хусейн-паша: везирь опасался, что усердными стараниями Шахина Герая весь Северный Кавказ скоро подчинится Ирану, и желал, чтобы крымский гость Аббаса поскорее покинул персидскую службу.