Лекарство от любви - страница 21

Затем он изучил карту, согнувшись и прикрывая ее спиной от дождя. Выходило, что замок Изольды стоит на реке в месте ее впадения в горное озеро. У нее есть вкус, подумал Кай — он и сам всегда хотел жить в таком месте. Впрочем, возможно, первичны здесь были не эстетические, а фортификационные соображения — замок со всех сторон окружала вода, да и подобраться к нему можно было лишь по нескольким горным тропам, которые, наверное, хорошо простреливались с верхних башен и могли быть перекрыты даже небольшими отрядами.

Наконец он добрался до провизии — нескольких лепешек, нескольких ломтей копченого мяса, головки твердого сыра и большой пузатой фляги с водой. Положить в сумку нож никто так и не догадался… вот ведь, все-таки, недоумки. В приказе этого, очевидно, не было, а самим им и в голову не пришло подумать. Саблей ему, что ли, теперь нарезать этот сыр?

Есть под дождем не хотелось, но Кай все же запихал в рот кусок мяса с куском хлеба и, жуя на ходу, двинулся в путь. Его прежняя порванная одежда вместе с новыми сапогами осталась лежать под камнем.

Поначалу подниматься по лугам предгорий можно было где угодно, шагая по густой траве без всяких дорог, но дальше пологие зеленые холмы сменялись крутыми склонами, нагромождениями камней и опасными осыпями, преодолеть которые можно было, лишь следуя по той или иной из не слишком многочисленных троп. Все они были обозначены на карте, и Кай следовал кратчайшим из маршрутов. Проклятый дождь припустил-таки сильнее, превращая сухую каменистую тропу в мылкую глину; идти приходилось с осторожностью, чтобы не поскользнуться и не грохнуться, раздирая колени и локти (вместе с новеньким красивым мундиром) об острые камни. Мокрые волосы длинными тонкими прядями липли на лоб, холодные капли сбегали по лицу и противно щекотали нос; Кай периодически слизывал их с губ и утешал себя тем, что, по крайней мере, не страдает от жары и жажды.

Линия кордонов была обозначена на карте пунктиром, и все же, когда его окликнули, это произошло неожиданно. Возможно, он неверно оценил расстояние (тем более что он старался лишний раз не вытаскивать карту под дождем), а может быть, с момента, когда был нанесен этот пунктир, кордоны успели передвинуть ближе. Он ведь ничего не знал о действиях Изольды в последние дни… да и знали ли о них стоявшие в заслоне гвардейцы и их начальники, или их просто заставлял пятиться страх?

— Стой, кто идет?

Слева скалы подпирают обрывистый склон, справа широкая осыпь круто спускается к ярящемуся в теснине, разбухшему от дождя потоку. Удачное место для поста.

— Ротмистр Густав Лихт, — ответил Кай, останавливаясь (в кармане мундира действительно лежали документы на это имя).

Из-за изломанно-угловатого каменного столба вышли двое в длинных серых плащах с капюшонами. На поясе, затянутом поверх плаща, у каждого висел короткий меч, а в руках они держали луки с наложенными стрелами — но полуопущенные, с ненатянутыми тетивами. Раздолбаи, подумал Кай. Даже ему, ни дня не служившему в армии, было очевидно, что незнакомца надо выцеливать из укрытия, а не выходить к нему навстречу лишь потому, что на нем надета офицерская форма. Особенно в нынешних обстоятельствах, когда переметнувшимся на сторону противника может оказаться кто угодно, хоть генерал. Любовь способна разрушить все, что угодно — честь, верность, репутацию…

Пользуясь их оплошностью, он неспешно двинулся им навстречу, всем своим видом демонстрируя естественность такого поведения. Он — не какой-то обыватель, в страхе останавливающийся при виде вооруженного солдата. Он — старший по званию, имеющий право приказывать… Что бы им такое сказать для пушей убедительности? Отеческое «здорОво, служивые»? Или строгое «как стоите на посту, бойцы?! Где ваша дисциплина?»

Теперь он хорошо видел их лица под мокрыми капюшонами. Правый — совсем мальчишка, на вид не старше семнадцати (в голове сразу всплыл пошлый штамп про «нежную, как у девушки, кожу щек, которой ни разу еще не касалась бритва» — хотя, наверное, касалась, но не слишком часто). Кай даже не знал, что таких юных берут в армию. Возможно, отпрыск какого-нибудь офицера, пожелавшего приучить сына к службе с младых ногтей… Второй, со щегольскими черными усиками, постарше, но не сильно — лет двадцать с небольшим.