Ленинград-34 - страница 62

В большой больничной палате на двенадцать коек царит суета перед врачебным обходом, доходит очередь и до меня, и я сам, под присмотром медсестры, довольно уверенно (грудная клетка побаливает) посещаю туалет направо по коридору. Судя по всему, все находящиеся в палате с МГ- знакомы друг с другом, имеют свежие травмы (в основном конечностей), разговоры только об аварии. Из обрывков приглушённых разговоров понимаю, в МГ никто не погиб, но самолёт сильно пострадал (после посадки начался пожар в правом крыле). Благин будто бы погиб при посадке, кто-то видел накрытое одеялом тело возле обломков его самолёта. В газетах- молчок, уже затёртая сегодняшняя «Правда» лежит на соседней кровати.

«Дурная голова ногам покоя не даёт»… Второй раз за последние полгода по своему недомыслию попадаю в смертельные ситуации, ставлю под угрозу планы, в которых задействованы уже десятки людей. Неужели я тоже из тех людей, которые по воле случая попадали на самый верх и не могли, либо не знали как, воспользоваться свалившейся на них властью.

— Да, недомыслие налицо… но цель, то была святая… детей спасал, не считая лучших инженеров, рабочих. — возражаю сам себе кажется мысленно, судя по невозмутимому взгляду дежурного врача, который тщательно исследует мои рёбра, хмурится и, повернувшись, вполголоса что-то говорит стоящей сзади медсестре.

«Что же, вот так и буду лезть во все дыры, буду стараться сам спасти талантливого учёного, инженера, военного, артиста, которые впоследствии создадут кружки прихлебателей- мещан, заглядывающих им в рот и пришедших в институт, штаб или театр чтобы добиться достойной компенсации за свой труд, а те в свою очередь отравят своими ядовитыми выделениями молодёжь. И здравствуй новое мЫшление сейчас, а не через пятьдесят лет».

— Товарищ Чаганов, вы хорошо себя чувстуете? — невысокий пышноволосый толстячок в форме НКВД с тремя ромбами в петлицах с тревогой глядит на моё суровое лицо.

— Всё в порядке, товарищ Люшков. — делаю лицо попроще. — на этот раз с памятью всё в порядке, если не считать с момента посадки самолёта и до вчерашнего вечера. Как жена и дочка?

Он делает недоумённое лицо, но затем вспомнив что сам показывал мне их фотографию когда мы однажды поздно вечером в Ленинграде в Большом доме оформляли протокол допроса, польщённо улыбается.

— Да твоей памяти любой может позавидовать. — в сопровождении медсестры перемещаемся ординаторскую. — Спасибо, всё хорошо.

Улыбка улыбкой, но взгляд у него остаётся настороженным, как будто гадающим- знает или нет. Я знаю, Оля принесла на хвосте: недавно сидя в очереди таких же «секретчиц», как она сама (сдавала отчёт в канцелярии ОО в Большом Доме) услышала рассказ о Наташке, которая жила в Харькове с большим кобелём-начальником из ОГПУ, имела от него дочь, а когда Балицкий забрал того с собой в Москву, этот кобель оставил её на Украине. Так вот Наташка не расстерялась, выскочила замуж за молодого чекиста Лишкова и, пользуясь любовью кобеля к дочери, перевела мужа в Москву на большую должность. Тот был в Ленинграде недавно в комиссии по расследованию теракта над товарищем Кировым, а к нему Наташка кажную неделю на «Красной Стреле» как барыня туда-сюда, а у самой-то ни кожи- ни рожи. Так вот, мол, девонька, ты тоже зря времени не теряй, бабий век короток, бери своего «прынца» в оборот скорей…

— Скажите, товарищ Чаганов, — Люшков усаживается за стол и достает из папки бланк протокола допроса. — а откуда вы узнали о полёте «Максима Горького»?

— Скажу так, — напускаю я дыма и хмурюсь- услышал об этом при поездке в метро…

— А, знаете, Алексей, — следователь откладывает ручку. — давайте пока без протокола. Расскажите, как реагировали лётчики на преступные манёвры Благина.

«Тут врать нельзя, есть свидетели».

— Михеев резко отрицательно, — отвечаю не задумываясь. — Журов вслух не осудил, но по виду казался встревоженным.

— Лётчики утверждают, — Люшков также быстро переводит мяч ко мне. — что это вы посоветовали им манёвр для уклонения от столкновения самолётом Благина.

— Я просто высказался в пользу того, чтобы немедленно идти на посадку, так как Благин ставит под угрозу жизни пассажиров и экипажа. А буквально, что-то вроде: «Ныряй вниз, иди на посадку»…