Ленинград-34 - страница 64
С кряхтением поднимаюсь с кровати и обнимаю нечуткого друга, понявшего свою бестактность.
— Нам пошептаться с Олей надо по службе. — Увлекаю подругу за собой в коридор и оставляем его одного на съедение больным в палате.
«А не шути в больнице над больными»…
Под подозрительным взглядом дежурной сестры, чей стол у входа не мог миновать никто, выходим наружу и прячемся за колонной Среднего портика правой полуподковы здания.
«Какое облегчение, пелена упала с глаз, трава вдоль дорожек, посыпанных битым кирпичём позеленела и даже городской шум с Садового кольца приобрёл некоторую мелодичность».
— Как мне тебя не хватало. — Пытаюсь шутливо приобнять Олю, но обнимаю пустоту.
— Лучше расскажи как ты вляпался в эту историю, горе ты моё.
«Не люблю оправдываться и чувствовать себя идиотом, но куда денешься от правды».
— У тебя форма с собой, в Москве? — спрашиваю её с надеждой, хватаясь за неожиданно пришедшую мысль. — Нет? Ладно, ничего можно и так. В час дня в ВИМСе (Всесоюзный Институт Минерального Сырья) у меня встреча с Курчатовым. Он должен познакомить меня там с профессором Зильберминцем заведующим геохимической лабораторией. Точнее, сам он знаком только с замдиректора Ершовой, бывшей коллегой по Радиевому институту, а уж та должна была подвести меня к Зильберминцу. Не хотелось светиться там в форме, думал представиться сотрудником ОКБ, ну а сейчас я в любом виде туда не ходок. Короче, твоя задача: заменить меня на этой встрече, обаять пятидесятилетнего дедушку и подсунуть ему технологию извлечения окиси германия из надсмольных вод отходов коксового производства. Сейчас профессор готовится к летней экспедиции на Донбасс, но будет использовать в качестве сырья золу отсжигания угля в металлургическом производстве. Будет два года возиться с этим и получит к концу 36-го двадцать грамм окиси германия. По технологии, что передаёшь ты германий осаждают экстрактом из коры дуба в виде таннидного комплекса, разрушив который можно получить 45 %-ный концентрат двуокиси германия. Детальная технология у меня в чемоданчике у Павла дома.
— Не волнуйся, сделаю, — успокаивает меня подруга. — дам ознакомиться под роспись, а специалисту больше и не надо и попрошу, скажем, не публиковать технологию в открытой печати течении пяти лет.
У подоконника напротив моей палаты встречаем Ощепкова и Ильюшина с горящими глазами что-то обсуждающих.
— Всего восемьдесят-сто килограмм дополнительного веса и штурман сможет иметь полную картину воздушной обстановки, а если ещё поработать с люминофорами, то и наземной в любое время суток и в любую погоду. — Распалялся Павел.
— Воздушная обстановка, конечно, это хорошо, а всепогодный прицел для бомбера лучше. — Ильюшин поворачивается к нам и улыбается любуясь Олей. — Хорошо, давай встретимся на днях и поговорим подробнее.
«Кабы при моей работе бабы не нужны были»…
— Так что вы хотели, Сергей Владимирович, узнать? — закрываю собой подругу к вящему его разочарованию и удивлению Павла: «Ты с ним знаком»?
— Да вот, собираю мнения пассажиров, — собирается с мыслями Ильюшин. — пострадавших при посадке, о том что мешало и что помогало уберечься при аварии. Есть у меня новый проект пассажирского самолёта в работе, хочу учесть находки и ошибки других конструкторов…
— Вы попали по адресу, — после «обезболивания» у меня небольшая эйфория. — про уберечься- это ко мне.
Народ весело хохочет, вызывая недовольное шевеление дежурной, сидящей неподалёку…
«Это второе предупреждение, после подозрительного взгляда. Пора скорей переходить к делу».
— У каждого кресла на самолёте должен быть привязной ремень с застёжкой, — начинаю споро выдавать на гора мудрость поколений. — который застёгивается и расстёгивается для быстроты одним движением, желательно одной рукой.
— Каждый пассажирский салон должен иметь свой аварийный выход наружу. — Не даю времени собеседникам на комментарий.
— Электропитание на борту надо резервировать, особенно для внутренней связи. Чтоб не пришлось командиру передавать свои команды через НКВД. — Выход из разговора, как и вход, по заветам Штирлица никто не отменял.