Ленинград, Тифлис… - страница 23
Вета закрыла глаза и стала читать «Большое завещание».
Де Вилье откинулся в директорском кресле. Что-то написал на листке. Прервал Вету.
— Спасибо. Этого достаточно. Вы свободны…
Так начался лицей. Пожалуй, это было самое счастливое время в недолгой Ветиной жизни. Ей очень нравилось в лицее. Ей нравилось там все, а особенно уроки Эрнеста де Вилье. Она замирала, когда он входил в класс. Де Вилье немного прихрамывал, ходил с тросточкой. Лицо у него было молодое, но болезненно желтоватое, тонкая полоска усов, седые виски. Когда он говорил, его лицо преображалось, блестели глаза, появлялся румянец. Он рассказывал о «Песне о Роланде», о трубадурах. Когда дошел до Вийона, попросил Вету прочитать «Большое завещание». Вета была счастлива. Когда садилась, она поймала на себе недоброжелательные взгляды, услышала шепот: «больше других надо…»
Однажды после занятий де Вилье попросил Вету задержаться. Провел к себе в кабинет — маленькую комнатку, заваленную книгами. Пригласил сесть. Раскрыл тетрадь.
— Мадмуазель Дадашефф, я прочитал ваше сочинение…
Вета замерла.
— Я исправил несколько ошибок. Их немного…
Де Вилье помолчал. Он подбирал слова.
— Но в целом, очень хорошо. У вас есть стиль… Вы знаете французский с детства?
Вета кивнула.
— Я хотел бы так знать русский…
Вета, краснея, вытащила из портфеля бумажку.
— Мсье де Вилье… я сделала опыт… я попыталась перевести на русский Вийона…
Де Вилье покрутил бумажку в руках.
— Не могли бы вы мне это прочитать?
Вета стала читать. Сперва ее голос немного дрожал, потом окреп…
Де Вилье опять помолчал.
— Спасибо, мне понравилось. Я не понял слов, но уловил ритм…
Он встал и стал искать что-то на полках.
— А кого из новых поэтов вы знаете?
Вета стала неуверенно перечислять:
— Бодлер, Рембо, Малларме…
Де Вилье достал с полки несколько томиков:
— Почитайте этих, Поль Валери, Шарль Клодель, Поль Клодель…
Он подумал и достал из ящика стола измятый томик.
— А это — Гийом Аполлинер. Он мне особенно близок. Он, как и я, прошел через войну…
Они вышли на улицу.
— Вы разрешите, я вас немного провожу…
Они шли вдоль Куры. В тот год зима выдалась удивительно теплая. С гор веял ласковый ветер. Пахло сладковатым дымом, в садах жгли старые листья.
Они расстались у остановки трамвая.
Они гуляли так каждую неделю. Вета читала стихи русских поэтов, тех, кого любила больше всего: Блока, Ахматову, Мандельштама. Однажды де Вилье попросил:
— Не могли бы вы записать мне эти слова по-французски, я попробую перевести их стихами.
Вета записала подстрочный перевод нескольких поэм Блока.
Когда они встретились через неделю, де Вилье вынул из кармана сложенный лист бумаги и стал читать нараспев:
Вета не удержалась, захлопала в ладоши:
— Это прекрасно, мсье де Вилье…
Вскоре начались неприятности. Вета уже давно стала замечать на себе косые взгляды одноклассниц. Однажды она нашла у себя в портфеле написанную печатными буквами записку: «блядь французская».
Де Вилье вызвал к себе директор. Провел в кабинет. Запер за собой дверь.
— Извините, что побеспокоил по такому делу. Вот, ознакомьтесь.
Он протянул бумагу. Там на плохом французском было написано, что он, де Вилье, состоит в преступной связи с ученицей Дадашевой. Подписи не было.
Де Вилье вернул бумагу директору.
— Что я должен делать?
Директор мялся.
— Вы понимаете, де Вилье, в другой стране я не придал бы этому значения. Но здесь, в Азии…
Де Вилье встал.
— Я вас понял, господин директор. Я тотчас же составлю прошение об отставке.
Директор заблеял.
— Мне искренне жаль, де Вилье, поверьте…
Вечером де Вилье приехал к Дадашевым. Одет он был торжественно: черная тройка, галстук-бабочка, котелок, трость с костяным набалдашником.
— Могу я видеть господина Жоржа Дадашефф…
Жорж принял де Вилье в кабинете.
— Чем обязан, господин де Вилье? Могу я вам предложить коньяку?
Де Вилье от коньяку отказался. Минуту помолчал, подбирал слова. Потом встал и сказал неожиданно громко:
— Я пришел просить руки вашей дочери.
Жорж сперва не понял, переспросил.