Ленинград, Тифлис… - страница 25
Вскоре после Рождества в Тифлисе появились беженцы из Армении. Сперва их было мало, потом становилось все больше. Паша и Жорж вошли в комитет содействия. Распределяли беженцев по домам. Несколько семей взяли к себе. Их поместили в квартире на верхнем этаже, там, где раньше жили англичане.
Теперь Вета в лицее появлялась редко, большую часть времени проводила с беженцами. К ним приходили сестры милосердия из американского Красного Креста. Они научили Вету делать уколы и накладывать жгуты. Вета плохо понимала язык беженцев, они говорили на западных диалектах. Составила для себя небольшой разговорник, стала вести дневник, записывала рассказы. Она подружилась с девочкой из Ани. Ее звали Сусанна, по-армянски Шушаник, ей было тринадцать лет, но глаза, как у взрослой. Шушаник плохо спала по ночам: болела плохо сросшаяся рука. Звала к себе Вету, та давала ей успокоительные таблетки. Однажды Шушаник никак не могла уснуть, таблетки не помогали, она не отпускала Вету, держала ее за руку.
— Вета-джан, спой мне песню, я засну.
— Я не знаю песен, Шушаник…
— Тогда я тебе спою, а ты слушай.
Песня была грустная и трогательная.
— Пой помедленней, Шушаник. Я запишу слова.
Шушаник знала много песен. Вета записала не меньше двадцати. Много лет спустя, уже в Ленинграде, Вета обработала свои записи, перевела песни на русский. Они вошли в книгу «Песни западных армян».
А в это время Марк строил радиостанцию. Из французских учителей ему больше других нравился мсье Риго, физик. Как-то раз в конце урока мсье Риго сказал:
— А теперь, дети, я вам расскажу про беспроволочный телеграф. Предположим, что у нас имеется кусок провода…
Автандил Джапаридзе, великовозрастный двоечник, сын министра почты и телеграфа, грубо перебил:
— Мсье Риго, вы же сказали, что телеграф беспроволочный!
Класс довольно заржал.
— Не перебивайте меня, сударь. Итак, кусок провода…
Но класс уже завелся, скандировал хором:
— Но телеграф беспроволочный!
Мсье Риго выбежал из класса в ярости:
— Дикари! Хуже сенегальцев!
Марк подошел к мсье Риго в коридоре.
— Я хотел извиниться за моих товарищей. Я очень хочу узнать, как устроен беспроволочный телеграф…
Риго провел Марка в лабораторию. Достал из ящика небольшой детекторный приемник. Подключил к сети. Протянул Марку наушники.
Марк прижал к ушам эбонитовые тарелочки и услышал, как звучит мир. Среди грохота электрических разрядов прорывались острые уколы морзянки.
— Что это, мсье Риго?
— Азбука Морзе, — Риго схватил листок бумаги и стал быстро записывать какие-то буквы и цифры.
— Метеостанция на Крестовом перевале, передает сводку погоды.
Риго покрутил ручку, и в наушниках зазвучала речь.
— Английская радиостанция в Батуми…
Риго опять покрутил ручку, и наушники заговорили по-русски.
— Говорит Баку… Передаем обращение Совета народных комиссаров к трудящимся Закавказья… Товарищи! Час освобождения пробил!..
Риго выключил приемник. Провел рукой по лицу.
— Если бы у нас была повыше антенна, мы услышали бы Париж… Эйфелеву башню…
Марк оживился.
— У нас есть дом в Коджорах. Это в горах, там высоко…
В Коджоры поехали в следующее воскресенье. Погрузили в машину катушки проводов, ящики с оборудованием.
Марк принес стремянку, зацепил антенну за верхушку тополя. Риго собирал приемник по схеме: колебательный контур… вариометр… диод…
Через две недели аппарат подключили к питанию, заземлили. Марк и Риго припали к наушникам. Опять электрические разряды, морзянка… Батуми и Баку, но гораздо отчетливей. Риго крутит ручку, и они улетают все дальше… Константинополь, София, Берлин.
Еще поворот — и сквозь дробь морзянки отчетливо доносится:
— Ici Paris!
И сразу же — аккордеон, разухабистая мелодия и женское пение.
— Это — Мистенгэт — наша лучшая певица, — говорит Риго и украдкой вытирает глаза платочком.
В феврале в Грузии началась война. Произошли восстания на юге; там, где жили русские колонисты, — среди них давно и успешно проводили работу агитаторы. В одном из захваченных повстанцами местечек, Шулаверах, недалеко от Тифлиса, провозгласили советскую власть. Первое время к восстанию не относились всерьез — «кучка мятежников». Ной Жордания выступал каждый день на митингах. «Грузия — оплот демократии, бастион против большевистского варварства… Запад нас не оставит… Тифлис — второй Верден…»