Ленинград, Тифлис… - страница 26
…В Грузию вступила 11-я Красная армия. Ее командарма, Анатолия Ильича Геккера, Жорж и Паша знали, его отец был полковым врачом здесь, в Тифлисе. Геккер-сын окончил Владимирское училище в Петербурге, в войну был штаб-ротмистром. Говорили, что сейчас в Красной армии у Троцкого, под комиссарским надзором, чуть ли не весь старый офицерский корпус. От кого-то Паша услышал, что и Леван перекинулся к «красным», служит у них в Генеральном штабе.
20 февраля «красные» были уже в десятке верст от Тифлиса. Холодным февральским утром Марк и Риго поехали на машине в Коджоры — забрать приемник. Вскоре после полудня они услышали цоканье копыт и громкие голоса. Марк выглянул в окно. Во дворе стоял конный разъезд. Рыжеватый солдат что-то крикнул, и тут же раздалась пулеметная очередь, в доме зазвенели, посыпались стекла.
Марк и Риго спустились вниз, там уже хозяйничали военные. Человек в потрепанной шинели, войлочном шлеме и обмотках, видимо старший, давал распоряжения, солдаты выносили мебель во двор.
— Что вы здесь делаете? — спросил Марк.
Офицер повернулся к Марку:
— Кто такой? Документы!
— Это мой дом, — сказал Марк, — а это господин Риго, он из Франции.
Сверху по лестнице спустился солдат, в руках у него был детекторный приемник.
— Товарищ Синюхин! Обнаружил вражеское гнездо и шпионское оборудование.
Офицер оживился.
— Молодец, товарищ Бабочкин! Славно получается. Бьем Антанту на всех фронтах! Отвести их!
Солдаты затолкали Марка и Риго в подвал, Марк слышал, как запирали дверь на висячий замок. В подвале было сыро, у Риго громко стучали зубы.
Когда совсем стемнело и голоса наверху поутихли, Марк толкнул Риго в бок.
— Мсье Риго, вы не спите?
В ответ послышался невнятный звук.
— Тогда идемте…
Этот подвал Марк знал наизусть — играл здесь в детстве в прятки. Он прополз узким боковым коридором, нащупал незапертую дверь. Они оказались во дворе. Было очень холодно, с гор опустился ледяной туман. На посту мирно посапывал часовой. Машина была на месте. Марк осторожно открыл дверцу, толкнул Риго на заднее сидение. Отпустил ручной тормоз. Машина медленно покатилась под уклон. На повороте Марк включил двигатель, и тут же раздались выстрелы. Но они были уже далеко, и еще через полчаса катились по замершим улицам Тифлиса.
Бои в районе Коджор продолжались четыре дня. Потом грузинская армия растворилась, бежало правительство, сперва в Батуми, потом в Париж. 24-го февраля в Тифлис вошли «красные».
А накануне умер Исай. Умер тихо, во сне. Утром пришла сиделка сделать укол, а он не дышит, и лицо у него спокойное.
Отпевали в Ванском соборе, а хоронили на кладбище в Дидубе. День был солнечный, и народу собралось видимо-невидимо. В городе — «красные», разъезжают конные патрули, но ведут себя мирно: ни обысков, ни арестов. За гробом шли молча. Хоронили не Исая, хоронили себя, прежнюю жизнь…
А жизнь хоть и продолжалась, сразу потускнела и съежилась. Исчезли газеты, частные магазины, банки, судебная палата, полиция. Словно ветром сдуло писателей, артистов и музыкантов, сбежавших в сытый Тифлис из голодной совдепии. Но не было и тех ужасов, которыми еще недавно пугали газеты, не было повальных арестов, расстрелов заложников. Предревкома стал Филипп Махарадзе, бывший семинарист и недоучившийся студент-ветеринар. Вертелся в Грузии и Киров, бывший полпред. Организовали ЧК — там, в одном из отделов трудился Берия, бывший дипкурьер.
Стали возникать какие-то странные советские учреждения — тресты, главки, управления. Жорж и Паша стали совслужащими, работали юрисконсультами в тресте «Закглавкабель», получали жалование, встали на учет в профсоюз, платили взносы в Осоавиахим.
Лицей закрыли. Учеников оставалось мало, дети министров разбежались, осели на чужих берегах. Все, кто был, выстроились на площадке перед лицеем. Была ранняя весна, но уже тепло почти по-летнему. Ветерок весело трепал триколор. Директор, господин Леклерк, говорил долго и невнятно. Марк и Вета стояли рядом, опустив голову.
Марк наклонился к Вете.
— Сейчас, наверное, будут петь Марсельезу, а я не знаю слов.
— Я тебе подскажу, — прошептала Вета.