Летело окно, распустился тюльпан - страница 4

— Это ты? — спросил Федя.

— Я, — улыбнулся священник. А был он лицом очень похож на Образ, и Федя подумал, что это Спаситель пришёл.

И тогда всё ему рассказал узник с малым лбом и огромными кулаками. И как родители его отдали в детдом, а вместо родительских лиц он помнит несколько фраз из области сквернословия. Потому сам он никогда такое не произносил и очень не любил слышать от других, — что те фразы и родители для него — одно и то же противное зло.

И что плохо ему было в детдоме, потому что товарищи Федю не любили, а только боялись его кулаков, хотя он не дрался, поглядывая исподлобья. И при нём они не выражались теми фразами. А воспитатели не боялись выражаться и его часто били за взгляд исподлобья, и сломали ему руку вот в этом месте, где шрам с уродливой шишкой.

Однажды сестра-хозяйка заругалась очень неприлично, а он на неё сурово посмотрел. Тогда она сказала, что не ему её учить.

— Ты же дебил. А я — кристально чистая женщина, — сказала она.

После детдома его устроили грузчиком в магазин. И он был бы очень рад физической работе, если б не всё та же простонародная ругань. Он морщил маленький лоб и говорил басом:

— Зачем это?

И сотрудники умолкали, боясь больших кулаков.

Но как-то он задержался с ящиком пивных бутылок, и заведующая на него заматерилась. Он вдруг взял её скулу одной рукой и так сдавил, что заведующая взвизгнула.

Вызвали милицию, милиция передала его санитарам, и те его отвезли. В больнице он вёл себя тихо, воткнув себе беруши в уши. И его начали водить в цех по сборке картонных коробочек. Тогда Федя толкнул санитара и сбежал.

Искать его не пытались, потому что в больнице на каждые две койки — по три человека. Да и хлеба на этих больных не напасёшься.

И рассказал ещё Федя, как шлялся по миру, беря, что где плохо лежит: майку с верёвки на балконе первого этажа, пирожное в магазине, яйца в курятниках. И как он, не помнивший своей улыбки, ничего не понимает, за какие такие грехи — он родился, и за что его теперь хотят убить…

— Простите их! — неожиданно вскрикнул священник, пав перед Федей на колени. — Всех, кто вас обидел!

В скрипучую стальную дверь ворвался охранник с палкой, услыхав возглас: думал, что Федя батюшку прибил. Увидел, ничего не понял и опять закрыл дверь, подглядывая в смотровое оконце.

Огромный узник, стоя над маленьким священником, наморщил лоб, соображая.

— Ты чего так?

— Ты всех прощаешь?

— Ладно… Да чего ты так?

Федя могучими руками, с нежностью поднял батюшку, так что тот повис, не доставая ногами пола, — и посадил на кровать.

— А я думал, ты побольше меня, — признался Федя и сравнил с Образом: — А в остальном, как на твоём портрете: борода, усы и — очи…

Священник стал объяснять, как умел, что на Образе — не он вовсе, а Всемогущий Боже.

— А очи?.. — вопрошал малоумный узник, показывая пальцем на глаза священника. — Как не ты, когда я тебя сразу узнал?

— Прости нас, Господи, прости нас… — пробормотал маленький священник, отпустил Феде все грехи и причастил. Затем достал из портфеля кулёчек тёплых пирожков с яблоками и дал Феде. А уходя, привстав на цыпочки, крепко обнял нагнувшегося к нему узника и трижды поцеловал в щёки, так что теперь удивился не один тюремщик, а сразу несколько, заглянув в дверь.

А Федя остался с огромной улыбкой в душе и на устах. Он подолгу стоял перед иконкой, — а потом вдруг да и приложится губами к спасительной щеке. И тишина вошла в узника, так что беруш теперь было не надо.

А священник из тюрьмы пошёл по судебным инстанциям. Но ему твёрдо отвечали:

— Ну и что, что он по медицинским показаниям неподсуден? А сколько бед он натворит, если его не расстрелять?

— Ведь не натворит! — напрасно убеждал маленький священник.

Но он всё ходил и писал прошения, а ему всё то же отвечали.

А ещё он у себя дома лепил пирожки с яблоками, жарил их в шипящем масле, обжигаясь брызгами, и, пока горяченькие, укладывал в кулёк.

Букашка приходила в гости, ползая у ног. Федя постучался в стальную дверь.

— Чего? — рявкнул надзиратель.

— Ты это… не знаешь, чем её кормить?

— Чего? — надзиратель глянул в дверное оконце.

— Вот эта инфузория — она что ест?