Лишённые сна - страница 7

Голова рассмеялась, а клюв набросился на Лёшину ногу и принялся с жадностью клевать её, безжалостно отрывая куски кожи; но боли совсем не было.

– Значит, – выдавил из себя юноша, сглотнув слюну, – ты и есть тот монстр, о котором все говорят?

– Авик, – улыбнулась голова, – моё имя. Обо мне никто не говорит, верно? Мальчику, которому здесь не место, стало страшно, вот он и пытается отвлечься.

– Да брось, – отмахнулся Лёша, покосившись на свою ногу.

Клюв уже разорвал всю кожу от колена до щиколотки и теперь принялся выдирать мясо, походившее на белое куриное.

– Почему у меня нет крови? – спросил юноша.

– Почему твоё мясо как у курицы? – парировала голова.

– Это ты подстроил, я думаю, что на самом деле ничего этого нет, меня просто пытаются напугать дешёвым представлением.

– Докажи, что ты не курица, мальчик, – рассмеялся Авик. Он на мгновение отвернулся, бросив взгляд во мрак за собой, откуда доносилось тяжёлое дыхание и жуткое тихое сопение. – Думаешь, твои колкости в сторону Романова сделали из тебя великого спорщика? Нет! Бойся.

– Я вас не боюсь, – натянуто улыбнулся Лёша, – ни тут, ни у себя дома.

– Даже так, – удивилась голова, – значит, если я вылезу, скажем, из-под кровати или из шкафа, а ещё лучше выпрыгну из дырки в одеяле, то ты совсем не испугаешься?

– Раньше бы испугался… но не спеши радоваться, – сказал он чуть громче, заметив на лице Авика насмешку, – испугался бы не тебя, а той мысли, что ты озвучил.

– Ах, мысли, – Авик закатился мерзким смехом. – И почему же ты сейчас не боишься?

– А я как-то подумал: а зачем таким чудищам, как ты, такие простые люди, как я? Кому я, маленький человек, сдался? – Лёша улыбнулся.

– А кого как не маленького человека нам выбирать жертвой?

Улыбка слетела с лица юноши, а Авик всё продолжал:

– Случись с тобой… инцидент, кто хватится? Никого рядом не будет, а даже если и будут, то вскоре выбросят тебя из памяти, как старьё с пыльной полки. Стащи мы кинозвезду или какую-нибудь известную певичку, так сразу поднимется шум, – он снова захохотал, – как будто нам будет до него какое-то дело. Тем не менее, мальчик, зачем нам лишний раз подтверждать, что мы, как это говорится, есть. Ты не думал, что проще забирать вас – ничтожных обитателей спальных районов?

– Значит, забирать? – с иронией ответил Лёша. Он не поднимал глаз на Авика и пристально разглядывал свою изувеченную клювом конечность. Тот покончил с мясом, что удивительно, не пролив ни капли крови, и изо всех сил дробил белую кость.

– Что тебя не устраивает? – буркнула голова.

– Выскочить из дырки в одеяле, забрать куда-то… пошлятина это всё, заезжено. В тех же страшилках меня всегда пугало что-то неведомое, знаешь, когда происходит некое неописуемо ужасное событие, не имеющее ни точных причин, ни явных следствий. А ты что? Сразу себя покажешь, страшила, ну удивил жутким видом, ну сделал больно клювом, а страх-то где?

– Поверь мне, – рассердился Авик, – я далеко не самый страшный из тех, кто мог бы тебе попасться. Благодари Лектора, чьим отголоском я являюсь, что мы с тобой говорим во мраке, и ты не видишь, насколько велик этот зал и насколько велико то, что в нём скрывается.

– Кто твой кукловод? – наступал Лёша. – Ты тянешься из темноты, так, где оно – твоё истинное тело?

С хрустом надломилась кость; клюв дёрнулся, трусливо отскочил назад и спрятался за туловищем.

– За чертой твоего страха, мальчик, – огрызнулась голова. – И ты дорого заплатишь, если осмелишься зайти за неё. Слышал историю о шестерых детках в тёмном подвале, что не рискнули заглянуть за такую же железную дверь, как здесь на входе? Они поплатились за свой страх.

– Поплатились за страх, – усмехнулся Лёша, – а я ничуть не боюсь. Будь ты хоть трижды Душехлёбом или самим Лектором, ты показал мне себя, значит, ты живой, как и я, более того, считаешь меня равным себе. А равных мне я не боюсь.

– Ты бы испугался мертвеца? – Авик вновь залился громким мерзким смехом, и даже клюв выскочил из-за туловища, словно в поддержку радости головы. – Неужели ты не слышал об этом: живых надо бояться, а не мёртвых.

– Все так говорят, – улыбнулся юноша, – пока мёртвых не повстречают.