Лишний человек - страница 32

стр.

— И решил не ходить в полицию?

— Отчего же? Именно туда и пошел. Рассказал им все как есть, меня там выслушали с сочувствием, пообещали помочь и направили к доктору. Доктор меня обследовал и попросил подождать в коридорчике под дверью. Ну, я ждал, ждал. До вечера. Потом оказалось, что он уже ушел домой, а про меня забыл.

— Ясно, — Саша сердито нахмурился. — И в полиции забыли, да?

— Да. Я туда еще приходил раза два, с тем же результатом. И вот с этого момента уже стал соображать получше. И понял, что действительно какой-то странный вирус забывчивости в атмосфере. Но они только обо мне забывают, о других — нет, я за этим понаблюдал. Значит, дело во мне. Это со мной что-то не так. Тогда я стал искать упоминания о себе в интернете. Профили в соцсетях и все такое.

— Тебя там и в лучшие времена не было, — улыбнулся Саша. — Ты их не любишь.

— Да? То-то я думаю, мне там так тоскливо стало. Зато нашел множество однофамильцев. И, возможно, даже родственников.

— Последнее — это вряд ли.

— Почему?

— Потом объясню. Давай дальше.

— А дальше ничего не было. Самого себя я там не нашел. Вообще. Ни единого упоминания.

— Ну это понятно как раз. На самом деле про тебя там было, и немало. Но очень быстро все исчезло, когда ты пропал. И даже фотографии у меня на компьютере и в телефоне исчезли.

— Мистика какая-то, — сказал Сёма неодобрительно.

— Ты не поверишь… — грустно усмехнулся Саша.

— Поверю. Я уже во многое готов поверить. Это все очень странно.

— А вот скажи еще… Раз ты сохранил все свои таланты и умения… Ты не замечал, что можешь делать что-нибудь такое… ну, сверхъестественное? Или хотя бы просто необычное?

— Нет. Не замечал.

— Ладно. А петь умеешь?

— Не знаю. Я не проверял. Мне нравится слушать.

— А ты попробуй. Ты помнишь что-нибудь? Ну напой просто что в голову придет. Эх, вот пианино у меня тут нет. Никакого завалящего рояля в кустах не припас.

Но Сёме не нужно было пианино. Ему ничего не было нужно, чтобы петь. Как и раньше.

Ich such' im Schnee vergebens
Nach ihrer Tritte Spur,
Wo sie an meinem Arme
Durchstrich die grüne Flur.[1]

Где ты был, Сёма, в каком сумрачном лесу пропадал? В каких туманных далях потерял самого себя? Саша разглядывал его внимательно, с тревогой искал незаметные перемены и с облегчением отмечал каждую обыденную земную деталь, которая убеждала его, что Сёма настоящий, что он не исчезнет, не растает в воздухе.

Wo find' ich eine Blüte,
Wo find' ich grünes Gras?
Die Blumen sind erstorben
Der Rasen sieht so blaß.[2]

Вот он поет — и как понять, это просто пение, просто голос и хорошо знакомая мелодия, или уже что-то большее? Где грань между реальностью и волшебством в музыке? Это магия воздействует на слушателей или музыка просто запускает определенные биохимические процессы в мозге и потому воодушевляет, заставляет подниматься и идти за ней или вгоняет в забытье, вызывает восторг или страх, тоску или прилив сил?

Soll denn kein Angedenken
Ich nehmen mit von hier?
Wenn meine Schmerzen schweigen,
Wer sagt mir dann von ihr?[3]

— Значит, немецкий ты тоже не забыл.

— Не забыл. Но ты ведь не это хотел проверить?

— Нет. Я хотел узнать, можешь ли ты петь по-прежнему.

— И не просто петь, а что-то еще, да? Ты расскажешь мне?

— Да, конечно. Только… — Саша помолчал, собираясь с мыслями. — Это трудно объяснить. И чтобы понять это по-настоящему, нужно много времени. А у нас его нет. Надо, чтобы ты понял сразу.


В окно снова стучал дождь. На кухне позвякивали посудой и разговаривали — приглушенно, но достаточно громко, чтобы не дать человеку спокойно поспать. Саша недовольно заворочался на диване и вдруг подскочил, ужаленный страшной мыслью — он просто задремал и это все опять был только сон?

Но нет, все было наяву. На кухне горел свет, и в дверном проеме был виден Сёма с кружкой в руках. Он с кем-то разговаривал… Ну да, конечно, Ванин голос. Он, значит, все же приехал к ним среди ночи, когда получил сбивчивое и непонятное сообщение, из которого было, однако, ясно, что Сёма нашелся. А Саша, значит, заснул, не дождавшись его, сраженный накопившейся усталостью.

Он с облегчением опустился обратно на мягкие подушки.