Логика птиц - страница 26
У захмелевшего шейха, побеждённого чувством,
душа взволновалась, как море.
Увидев подвыпившую красавицу с вином в руках,
шейх вмиг себя позабыл, потерял рассудок
и сердце отдал. Разгорячившись от вина,
захотел её за шею обнять.
Девушка сказала: «Да ты не мужчина в этом деле!..
О любви рассуждаешь, но смысл её от тебя ускользает.
Благочестие не уживается с любовью,
помни — влюблённость ведёт к неверию.
Если ты твёрд на пути к любви,
Держась за них, входи в неверие[138],
потому что любовь — серьёзное дело.
Когда ты подчинишься моим локонам,
в тот миг и можешь меня обнять за шею.
Если не захочешь подчиниться,
встань и уйди. Вот посох, а вот и плащ».
Шейх повиновался, дело было сделано,
оставил беспечно сердце на произвол судьбы.
Во времена трезвости
желания земной жизни у шейха и не мелькали.
Когда же опьянел влюблённый шейх,
душа и разум его исчезли.
Не совладав с собой, опозорился он,
не побоялся никого, стал христианином.
Хорошей выдержки оказалось вино,
ударило в голову — закружило старца.
У него — старое вино и молодая любовь,
и любимая рядом, кто же здесь устоит?
Уснул старик и во хмелю рассудок растратил.
Когда влюблённый пьян, считай, что потерян.
Спросил старец: «О луноликая, мне узнать не терпится,
чего ты хочешь от меня, потерявшего сердце?
Когда трезвым был, на идолов не смотрел,
ныне, пьяным, сожгу Коран пред кумиром».
Ответила девушка: «Сейчас ты мой человек,
да будет сладок твой сон, ты достоин меня.
До этого ты был для любви не созревшим.
Стал созревать? Постарайся дозреть, вот и всё».
Когда долетела до христиан весть,
что знаменитый шейх выбрал их путь[139],
Пьяного шейха привели в монастырь,
затем велели зуннар надеть.
Шейх, оказавшись в оковах зуннара,
сжёг хирку и уподобился христианам.
Сердце освободил он от веры своей,
не вспоминал ни Каабу, ни то, что он шейх.
После стольких лет правоверия
черты лица его размыло вином.
Дервиш низвергся вниз с прежних высот,
любовь к дочери христианки сделала своё дело.
Думал шейх: «После этого любой приказ её выполню,
что может быть хуже того, что я уже натворил?
В дни здравого рассудка не замечал истуканов,
а чуть подвыпил — превратился в язычника».
Затем произнёс: «О любимая девушка, что ещё?
Выполнил всё, что велела, что осталось ещё?
Вино проглотил, поклонился идолу из-за любви.
Врагу не желаю того, что я испытал из-за любви.
Если кто-то как я влюбится, неминуемо опозорится,
даже если это будет такой шейх, как я.
Полвека дорога была мне открыта,
море тайн волнами накатывало на моё сердце.
Пылинка любви стремительно прыгнула из засады
и привела меня к началу первого круга».
Любовь не раз так поступала и поступает,
хирку превратила в зуннар и превращает.
Замкнувший себя в Каабе[140] приступает к алфавиту любви.
Но, выйдя в поле любви, он потеряет дорогу.
Добавил: «Прими в расчёт уже сделанное
и намекни, когда соединишься со мной.
Всё, что мне нужно, — единство с тобой.
Всё, что я сделал, совершено мной в надежде на это.
Хочу единения и близости с тобой,
просто сгораю от разлуки».
Девушка сказала: «О пленённый старец,
плата за меня высока, а ты нищ.
Нужно мне серебро и золото, о несведущий,
или золотые руки у тебя, чтобы обойтись без денег?
Нет у тебя золота — забирай свою голову и иди,
прими от меня милостыню, эй, старец, и уходи.
Шагай легко, словно солнце,
стойко терпи и оставайся одиноким».
Шейх сказал: «О белотелая со станом кипариса,
хорошо же ты выполняешь свои обещания.
Кроме тебя, красавица, никого нет у меня,
брось наконец эти лукавые разговоры.
Каждый миг у тебя новые капризы,
норовишь каждый миг свести меня с ума по-новому.
Ради тебя перенёс всё, что было,
ради тебя выполнил всё, что просила.
На пути к твоей любви всё, что имел, потерял,
неверие и ислам, разницу между вредом и пользой.
Что же ты держишь меня в тревожном ожидании?
Мы сговорились совсем о другом.
Все друзья от меня отвернулись,
теперь они — враги моей беспокойной души.
Ты так, они эдак, а мне что делать?
Не осталось ни сердца, ни души, куда мне податься?
Я теперь предпочёл бы, о душой подобная Исе,
быть с тобою в аду, чем без тебя в раю».
Наконец, когда боль шейха обожгла той луне сердце,