Ломоносов и Николев (Некоторые тенденции в развитии жанра похвальной оды последней четверти XVIII в.) - страница 4
Но отдельные внешние текстуальные совпадения не меняют главного. Превосходная по энергичности звучания строфа Ломоносова была на деле обращена не столько к «державным главам» других государств, сколько заключала в себе вполне прозрачное напоминание самой Екатерине II перед лицом только что происшедшего свержения ее незадачливого супруга. И это прекрасно понимали современники. Для Николева же его выспренний призыв — очередная формула восхваления русской императрицы. Он искренне ставит Екатерину II в пример монархам других стран. Его идеал осуществлен в образе правления Екатерины II, и с этой точки зрения в подобных панегирических тирадах заключена вся проблематика его одического творчества.
В этой связи интересно сравнить позиции Ломоносова и Николева в их отношении к Петру I.
Восторженное отношение Ломоносова к великому преобразователю России основывалось во многом на том, что реформы Петра I, его неустанные усилия на поприще просвещения России, борьба за ее политическое и военное могущество отвечали устремлениям и мыслям самого Ломоносова. Для него деятельность Петра I была тем критерием, которым он измерял величие монархов.[14] И обращение к памяти Петра I в ломоносовских одах означало не только дань уважения к его деяниям, но оно должно было постоянно напоминать венценосцам об их конечном долге, служить для них живым примером истинного государя.
Николев тоже прибегает к авторитету Петра I. Но привлечение им образа Петра I, воспевание его заслуг служит иным целям. По существу оно призвано еще больше возвеличить личность царствовавшей Екатерины II:
И далее:
Николев прямо полемизирует с Ломоносовым, перефразируя его же стихи из известной 13‑й строфы «Оды на день тезоименитства… великого князя Петра Федоровича, 1743»:
Если в устах Ломоносова подобная оценка Петра I служила все тем же высоким целям, в данном случае обратить вероятного преемника русского престола к примерам Петра, то заимствование Николевым крылатой поэтической формулы Ломоносова призвано по существу лишь еще раз подтвердить его убеждение в том, что:
Прославление российской императрицы — главный и, пожалуй, единственный источник, который питает пафос од Николева. И, зачислив себя в продолжатели Ломоносова, весьма односторонне восприняв содержание и направленность од своего великого предшественника, Николев настойчиво подчеркивает все, что могло бы как-то приблизить его к Ломоносову, подражая ему, заимствуя, а порой и «полемизируя».
Но Николевым оказалась воспринята лишь внешняя сторона поэзии Ломоносова. Конечно, восхваления монархов присутствуют и в одах Ломоносова. Но, как мы уже отмечали, пафос ломоносовских од заключается не в подобных восхвалениях, как бы пышны они ни были, а служит высоким общественным целям. Всего этого нет у Николева. Государственность позиции ломоносовских од, служившая источником их возвышенного пафоса, перерастает у Николева в казенный патриотизм официальной государственности, призванный воспевать и оправдывать любые политические акции правительства, и с этой точки зрения приобретавший в конце XVIII в. подчас реакционный смысл. В одах Николева и подобных ему поэтов начинают звучать верноподданнические нотки: