Ловушка для беглецов - страница 18
— Точно, ночью дождь лил, — подтвердил я.
— Я сидел, сидел под крыльцом, а потом промок и замерз.
— Там же вот такие вот щели, — поддакнул Алёшке Фимка.
Я отлично знал крыльцо конторы. Там на самом деле большие щели. Доски старые и плохо пригнаны друг к другу, и в дождь вода обязательно просочится внутрь.
— А дальше?
— А дальше я вылез оттуда и побежал вокруг дома. Смотрю, а там та самая лестница стоит. А мне холодно! Ну, я и влез по ней на чердак. Хоть и страшно здесь было, но зато сухо и теплее, чем под крыльцом. Я даже обрадовался. А потом услышал, как лестницу убирают. Только я тогда подумал, что это хорошо. Спокойнее, когда никто не может залезть. Я же не знал, что ее уже не поставят обратно. А как рассвело, все у двери ждал, чтоб появился кто-нибудь. А потом заснул, а потом вас в щелочку увидел…
— А кто убрал лестницу, знаешь?
— Нет, я не выглядывал… темно было. Только слышал, как дяденька какой-то сказал: «…сунь куда хочешь, хоть под забор, а я лодку отгоню». Ну, я и подумал, что они о лестнице говорят.
— Видишь, все равно ничего не понятно.
— Подожди, — остановил я Фимку и снова повернулся к Алёшке: — А сколько их было, не заметил?
— Кажется, двое, а может, больше. Я не видел.
— А еще они ничего не говорили?
— Не слышал — дождь очень шумел. А высунуться я боялся.
— Понятно… — сказал я и прошелся по чердаку, разглядывая лежащую под ногами ткань.
Она вся была целая и чистая, только кое-где испачканная шлаком и пылью. Но ведь ее могли испачкать и Фимка с Алёшкой.
— А ткань-то новенькая!.. — вслух подумал я и почесал затылок.
— А то как же! — ухмыльнулся довольный собой Фимка.
Я посмотрел на него и покачал головой:
— Нет, ты все-таки Шестикрылый!..
— Ты чего! — обиделся он.
— А ничего! Вляпались мы из-за твоей дурости в уголовную историю! Это ведь ткань-то ворованная!!
Фимка сразу присмирел, и я даже удивился, как на чердаке стало тихо. Из-за реки, от вокзала до нас донесся гудок поезда. Алёшка испуганно посмотрел на меня, а Фимка тихонько кашлянул:
— Гм… С чего это она ворованная?..
— А ни с чего! Ты думаешь, ее так просто оставили? Просто так хорошую ткань не оставляют. Она должна на складе лежать, а здесь давно уже ни одного склада нет. Фабрика-то переехала, она теперь вон, за рекой. Ворованная эта ткань! Понимаешь, воры на чердаке свой склад устроили. Ох и вляпались мы!..
— Чего это вляпались! И ничего мы не вляпались, — сказал Фимка и повернулся к Алёшке: — Ну, не мы же ее воровали! Правда? — Алёшка кивнул, а Фимка продолжал — Сообщить в милицию, и все. Нам еще благодарность объявят. Слышал, позавчера по радио передавали, как один парень пограничникам помог и его за это наградили. Может, и нам чего-нибудь дадут.
— Ага, дадут. А потом догонят и еще добавят. Дурной ты, Фимка! Думаешь, в милиции тебя по головке погладят за то, что ты чужую материю на куски разрезал, всю в грязи извалял да еще продырявил!
— Я же не нарочно.
— Еще бы нарочно! За нарочно тебя просто в тюрьму посадят. И зачем ты ее резал!..
— Я хотел, как лучше…
— А получилось, как хуже. Если своих мозгов нет, то хоть бы Алёшку послушал.
— А ты бы не залез без розовой лестницы, — оправдывался Фимка. — Веревки-то все равно не хватило.
— Не беспокойся — залез бы, еще как залез и без твоей лестницы! А вот с твоей лестницей мы теперь стали вроде воров — соучастники.
— Это какие соучастники?
— А такие! Воры материю украли, а мы ее испортили. Вот правильно моя мать говорит: «Семь раз отмерь — один отрежь». Подумал бы вначале. А то сразу за нож — кромсать!..
— А если сходить в милицию, может, все-таки простят?..
— Простят! Может, и простят, только вначале в школу сообщат и родителям. А дневники-то мы сожгли.
— Родителям — это плохо… — погрустнел Фимка. — Пашк, а может, ее просто забыли?
— Ворованная она, Фимк, ворованная! И одного вора я уже знаю…
У Фимки отвисла челюсть, когда он услышал это, и у Алёшки тоже. Они переглянулись и почти одновременно спросили:
— Знаешь!.. Откуда?!
— Откуда! Думать надо!
Глава одиннадцатая. ПЛАНИДА ТАКАЯ
— Думать надо! — сказал я. — Все улики только на одном человеке сходятся. Лестница — раз, чердак — два и все остальное тоже.