Любовь с алкоголем - страница 23

стр.

Скуластая девушка сидела в своем углу, глядя на зарешеченное окно, повторяя в уме: «I am like in a mad man's house And I'm wearing my mink coat out…»[20] Она подумала, что эту сцену можно было бы назвать плохо схореографированным балетом. Она не хотела быть балериной, да и роста была слишком большого. Осетинский объявил, что урок закончен, и посоветовал безволосой, стоящей перед ним, тяжело дыша, в следующий раз пойти еще дальше в расслаблении. «Она, наверное, недостаточно изорвала на себе майку», — подумала Слава. Осетинский уходил с той же девушкой, что и пришел. Безволосая девочка чуть не плакала. «Наивысшим достижением у него на уроке, наверное, считалось бы вызвать рвоту без помощи знака «виктори» — сострила в уме Славица и, вернувшись домой, вычеркнула из списка классов актерского мастерства те фамилии педагогов, которые кончались на «ски» и «офф».

Сейчас, вспомнив класс Осетинского и многие другие, Слава подумала, что всех их объединяло то, что созданы они были будто для дефективных людей; что готовили в них либо для фильма «Муха», либо для спектакля «Метаморфоза». Славица взяла бокал с водкой — орандж.

Соотечественники скуластой девушки стояли теперь с американцами, и она решила, что это менее опасно для общения, и подошла. Но надежды не оправдались, оживленная беседа была о Югославии.

— Эта гора для нас, как Синай! Вы просто не понимаете… В 72 году часовенку на Ловчен разрушили, просто верхушку горы спилили… Якобы такая могила слишком скромна для Негоша. Да это все равно, что снести в Ясной Поляне толстовский надгробный камень!..

— Ну, как жизнь? — Слава взяла под руку менее вовлеченного в национальный спор Петра. — Кто это? — Она кивнула на незнакомого ей парня, тоже уже поглядевшего на нее исподлобья, поверх бокала.

У того были набриолинены волосы; темные, они таким образом приобрели цвет вороного крыла. И ресницы тоже как крылья мягко летали вверх и вниз — он все поглядывал на Славицу. «Пойти и выебаться с ним где-нибудь здесь. Сейчас же», — она улыбнулась своей хищно-самской улыбочкой, дающей понять, что от вас хотят. Соотечественник, видимо, думал приблизительно о том же и принял условный знак, ответив улыбкой, обнажившей ровные белые зубы.

— Вы когда-нибудь раньше здесь бывали?.. Я нет. Это же огромное помещение… Можно пойти посмотреть, что тут есть… Вы хотите? — Она даже не расслышала его имени.

Подбежавшая вдруг Раиса зашептала, что будет выступать и что же ей делать, как быть…

— Речел, ты уже столько лет ходишь на классы! Вас же там учат, что делать перед выступлением. Надо позевать, рот широко пооткрывать, чтобы нёбо открыть, — Слава изобразила зевок, но не столько для Раечки, сколько, видимо, для набриолиненного мужчины; тот так и смотрел на нее, тоже уже хищно-кобелино, на ее открытый рот. — На классах актерского мастерства вас не учат разве? — Славица достала сигарету и ждала спичку.

Дыханию, впрочем, лучше было учиться на классах вокала. На фабрике пения, которую скуластая девушка посещала. Гигантский дом семьи Закс действительно был как фабрика — механизм там не останавливался ни на минуту: деньги поступали с 7.45 утра до полудня и с часу дня до 21 вечера. За посещение туалета тоже рекомендовалось вносить плату в свинью-копилку у дверей. По уик-эндам семья Закс устраивала платные концерты для друзей и родственников учеников. Так же они проводили записи на кассеты. То есть ученик мог записать свою как бы пластинку-кассету. Заксы просто накладывали голос ученика на существующие уже инструментальные записи песен. У них была целая коллекция — несколько сот вариантов «Май Вэй», «Лав сгори», «Путники в ночи». Только в исполнении всевозможных Джонов, питеров, Джимов, кэрол и так далее и так далее… Разница между капитализмом и социализмом заключалась в том, что при последнем посредственность выпускали за счет государства, на Западе — за свой собственный.

— Здесь, по-моему, никто не курит, — сказал соотечественник, уже доставший спичку. — Может, выйдем или отойдем куда-нибудь?

Славица усмехнулась углом рта, «возьмем выпить?» — Взглянула на югослава, и они пошли. А Раечку тем временем позвали на выступление. Она несколько раз разинула рот, будто говоря «вау! вау!», и побежала.