Любовь с алкоголем - страница 27
— Твоя мать дома?
— Нет.
— Поедем к тебе? Я хочу… Не важно. Поедем?
— Как ты хочешь. — Он провел рукой по ее волосам. Она слегка тряхнула головой, и его рука уже коснулась ее щеки.
— У тебя есть дома выпить? Хотя… в таких домах всегда есть что выпить, чем опохмелиться. Да?
Он не ответил, открыл ей дверь.
— Твоя мать рада, что ты подстригся?
— Нет. Она знает, что это не из-за нее. И еще, она боится, что на этом изменения не кончатся…
Сразу за Сан-Висенте бульваром на Вилшире он заехал в паркинг маркета.
— Что ты хочешь выпить?
— Шампанского! — вызывающе сказала Славица, но тут же подумала: «Если я буду так себя вести, то никакого удовольствия от встречи не получу. Я будто с ним на поединок еду», — и она повторила дружелюбней:
— Давай, а? Шампанское хорошо…
Он усмехнулся и вышел.
«Почему же мне грустно, вспоминая братика моего, вот такого вот, в белой рубашечке, перед армией, в середине шестидесятых. Время-то было веселое, он был веселый, я пела-плясала маленькая. Может, потому что, по сравнению с тем временем, сегодня он хуже. То время как эталон. И он будто не выдержал экзамен. Не оправдал каких-то моих представлений о нем. А я сама оправдала, о себе представления-мечтания, а?» Даглас вернулся, поставил пакет в багажник.
— Как твоя лаборатория, Даг… Вильям?
— О'кей, если не считать, что померла моя любимая мышь.
— Фу, ты мышей любишь?!
— Ну, это была специальная. Это же не уличная какая-то мышь. Они у нас чистенькие. Та была беленькая с черным хвостом. На задние лапки смешно вставала… Я, правда, после знакомства с тобой очень захотел иметь живую норку, какая-то идея фикс. — Он потрогал пелерину, лежащую на коленях Славы.
— Чтобы пытать ее, представляя, что это я!
— Я об этом не подумал. Может… Мне просто хотелось, чтобы она там была. Я часто остаюсь ночевать в лаб. Ну, вот она бы там со мной была…
— В клетке.
— Без клетки она бы убежала. Как ты.
Они ехали маленькими улочками лос-анджелесской резиденционной озамоченности. Слава забыла дом Дагласа, и сейчас, приближаясь к нему, в памяти возникали не визуальные образы, а мысли и фразы, которые приходили в голову, когда она была в нем, — «сумасшедший дом… поэма По «Ворон»… я никогда не видел живой норки… ты видел мертвую на мне…» Она увидела черный, как бы немного вне фокуса, дуб с голыми топорщившимися ветками.
— Вы нашли тогда кольцо твоей матери? — Они уже шли по дорожке из битых кирпичей, и безумная трава росла вокруг, нежно-колко касаясь, задевая ноги.
Даглас включил свет — желтые лампы, спрятанные в траве вокруг бассейна, прожектор на углу дома и напротив, на дереве: опущенные вниз, они осветили бассейн. Он был без воды.
— Работа не закончена. Там оказалось что-то неисправно. Так что он такой вот.
В углу бассейна, в кучу, были сметены листья, падающие с ивы на краю, да и со всего участка, видимо.
— Давай здесь посидим. Выпьем здесь. — Слава уже сидела на металлической скамье. — Дааа, жутковато тут. Я тебе тогда сказала, а ведь был день, сейчас, вообще, «триллер»…
— Я принесу бокалы. — Даглас ушел, оставив на столе бутылку шампанского, унеся с собой пакет, в котором, Слава заметила, было еще две бутылки.
Со скамьи ей не было видно дна. «Ничего не стоит убиться насмерть, бросившись вниз, на кафель… Почему такие мысли приходят мне в голову?..» Даглас нес два бокала и вазу с цветами. Низкая, он держал ее под самое горлышко, будто просто букет.
— Как можно быть химиком, если так любишь… флору и фауну? — Слава потрогала головку лилии, букет был из лилий и синего ириса.
— А может, и надо именно быть химиком, чтобы по-настоящему любить. — Вильям уже открывал бутылку, и шампанское пеной выплеснулось на стол, забрызгав низко опущенные цветы.
— Ну, та к тебе достали норку?.. Должно быть, дорого живая. Неужели ты бы отказался проделать на ней какие-нибудь опыты?! Превратить, например, ее мех в синий! Как эти вот ирисы. — Слава выдернула цветок из вазы, понюхала. — Ты помнишь цветочную революцию шестидесятых годов?
— Я как раз в университет поступил в шестьдесят девятом году.
— Недавно по ТиВи была передача о тех временах. Интервью с бывшими студентами… Какие они, в большинстве своем, сделались жирными, не внешне, а духовно. Сытые продавцы страховок. А в хронике тех лет* безумные, вопят, с ума сходят, протестуют! В университете, в Беркли…