Любовь с алкоголем - страница 26
— Да, Даглас. Приезжай за мной. Я тебя не приглашаю, извини, так что подожди на улице, я выйду в восемь…
Раечка вышла — волосы обеими руками подобраны с затылка наверх.
— Ты уходишь, я слышала?.. Тогда я скажу Джону, чтобы он приехал ко мне репетировать, правда?
— Да, Раечка, скажи…
«Джон, дарлинг…» — Раечка уже звонила соученику по классам актерского мастерства. Слава так и не знала, что они репетируют. «Ситуации» — говорила Раечка.
Слава взяла кошелек, накинула куртку — «Рая, я сейчас вернусь» — и открыла дверь, за которой уже давно скреблась Кошка. Она ворвалась в квартиру и бросилась на кухню. Есть кошкам было нечего. Как и их хозяйке. Как и сожительнице.
Она дошла по Де Лонгпри до Хайленд-авеню. Мексиканцы с грузовиком «натуральных» овощей и фруктов уже уехали с угловой бензоколонки. В корейском мини-маркете было как всегда пусто. Слава купила галлоновую бутыль вина. С отвинчивающейся пробкой. Разжалобившись, купила и кошачьих консервов. Возвращаясь, у закрытого уже парка, она отвинтила пробку на бутыли и выпила вина. Облившись. То, что парк — площадка с плохорастущей травой, несколько скамеек и столов, питьевой фонтанчик (кран, торчащий из трубы в земле) — закрыли, было ясно по выключенным фонарям.
Раечка отодвигала стол, освобождая место для «сцены». Она переоделась в одежду для актерских классов и подвязала волосы. Слава налила себе вина. Кошка опять была на кухне. Раечка захлопала в ладоши, увидев кошачьи консервы. А Кошка уже делала восьмерку между ногами Славы, открывающей банку, шелковисто щекоча хвостом. Кошачий мотор, исполняющий нарастающее «рррр», замолк, потонув в миске с едой.
— Славочка, я поставлю пластинку. Какую ты хочешь?
— Ой, мне все равно. Только не громко.
— О'кей, о'кей! О, я забыла позвонить Рею!..
Слава ушла в ванную. С бокалом и сигаретой. Дверь не запиралась, и через несколько минут ее тихо открыла Кошка, пропихивая облизывающуюся еще морду. Она залезла в свой ящик и, сделав свои дела, сев посредине ванны, стала мыться.
За то, что Раечка раздражала скуластую девушку, та пользовалась ее косметикой. Но, как и одежда, косметика Раисы была приличной — палевых тонов. Слава замазала сиреневые круги под глазами и лопнувшие капилляры по крыльям носа, став бледно-печальной. Она вышла на кухню еще за вином. Она будто торопилась побольше выпить к приезду Дагласа. Чтобы быть подшофе. Чтобы свободно суметь сказать ему: «Ну, повези меня ебаться, Даглас Вильям, Бил».
«А трезвая я не могу[23]? А как же AIDS? А чего же этот химик сам не думал? AIDS я могла подхватить восемь лет назад, от Володьки, он как раз сидел на крэке. Сейчас все куда осторожней».
Раечка танцевала перед декоративным зеркалом — это было панно из кусков зеркал и если смотреть только в них, то можно было видеть десяток Раечек, мотающих головами в такт музыки. Какого-то с трудом понятного рэпа. Десяток головок, похожих на Джэйн Фонду, Фэй Дановэй, Чурсину, были очень довольны собой, любовались на свои отражения. Поблескивая серыми глазами, головки даже будто удивлялись — неужели это я, такая хорошенькая? Славице было неловко — «Это вот называется быть актером? Любоваться собой… И других, зрителя, заставить быть увлеченным твоим самолюбованием, гримасничанием, твоими ужимками…» Русские знакомые не зло посмеивались над Раисой: «Столько лет репетирует! Когда же выступать будет?!» На что Славица, если была в хорошем настроении и не раздражена Раечкой, отвечала, ее защищая: «Для Раисы игра, как для многих женщин секс — важен не итог, то есть оргазм, а процесс — репетиция. Раиса в состоянии вечного либидо!»
Слава накрасила губы ярко-красным. В тон платья из джерси, надетого задом наперед. Так, что декольте не надо было застегивать — длинное «V» опускалось к копчику. Волосы плавно вились со вчерашней завивки. Вчерашний вечер в Антик Гилд казался смесью советского детектива Юлиана Семенова с Чеховым одновременно.
Даглас стоял у своей машины, положив руки на ее крышу — в белой рубахе, волосы подстрижены. Похожий на брата Славицы. На того брата, который больше всего нравился, поэтому и запомнился. Свет с бассейна не доходил до улицы, загороженной кустами и низкими пальмами, ближайший фонарь светил на углу, но уже Вилкокса, не Де Лонгпри — было темно. Она близко подошла к нему.