Любовница Леонарда - страница 28

стр.

Отечко сидел, облокотившись о стол, и внимательно слушал. Когда Архелия закончила, тяжко вздохнул и, поймав ее за руку, привлек к себе.

– Слушай, Лия, что я тебе скажу! О том, что ты самолично закрывала ворота гаража, никому ни слова! Понятно? Я все прекрасно понимаю, ты просто не знала, что делать этого ни в коем случае нельзя при работающем двигателе. Но поймут ли это другие? Поэтому всем, кто бы ни спрашивал, говори так: я не смогла вытянуть пьяного отца из машины, он в ней и уснул. Когда я уходила в дом, мотор был заглушен, а ворота гаража приоткрыты.

Когда Отечко закончил говорить, лицо девушки было белее полотна, а в глазах полыхал ужас.

– Дядя Петя, так что… получается, в смерти батьки… все-таки есть моя вина? – растерянно прошептала она. – Это же я закрыла ворота гаража, чтобы он не вздумал куда-то ехать…

– Прекрати! – резко взмахнул рукой участковый, пытаясь успокоить Архелию. – Никакой твоей вины в смерти Павла нет и быть не может! Но… держи язык за зубами. Ты меня поняла?

– Да, поняла, – пролепетала девушка, заливаясь слезами. – Боже мой, ну, почему я не догадалась вытянуть ключи из замка зажигания?

– Успокойся! – Отечко участливо взглянул на нее и, стараясь приободрить, похлопал по предплечью. – Судьба такая у твоего батьки – умереть в машине… Это лучше, чем он умер бы где-нибудь на навозной куче, обобранный до нитки этой гнидой Райкой! А она бы его довела! Знаю я эту подлую Сысоевскую породу!

Выпив еще один стакан коньяка, удовлетворенный угощением и беседой, участковый ушел. А Архелия еще долго плакала, упав на кровать в своей спальне и уткнувшись лицом в подушку.


Немного успокоившись, девушка управилась со своим, теперь уже не таким большим, хозяйством и решила наведаться к Евдошке.

Было почти восемь вечера, сырой сумрак ночи полностью накрыл Талашковку, но магазин, к удивлению Архелии, еще работал. Она зашла, купила конфеты, пачку сигарет, перебросилась парой фраз с продавщицей Тонькой и побежала дальше.

Стучать в окошко пришлось несколько раз, прежде чем старушка вышла в сени.

– У меня гостья! – вполголоса сообщила она девушке. – Ты уж не смущай ее, как только войдешь в дом, так сразу отправляйся в спаленку. Там и посиди, радио послушай, пока я гостью отпущу. Мы с ней в светелке потолкуем…

Архелия удивилась: кто это у Евдошки в такой час, обычно к ней приходили поутру или, по крайней мере, в первой половине дня? Неужто опять какая-нибудь заезжая дамочка? Небось, не терпится вернуть в лоно семьи загулявшего муженька…

Переступив порог хаты, девушка увидела крупную женщину, сидящую на топчане со смиренным видом. Ее голову покрывал синий мохеровый шарф, из-под которого выбивались выбеленные перекисью водорода локоны. Женщина бросила на вошедшую опасливый взгляд и быстро отвернулась. Это была заведующая детсадом Тамара Георгиевна. Интересно, что ей понадобилась от Евдошки?

– Добрый вечер! – тихо поздоровалась Архелия и юркнула за дверь спаленки.

Тут же услышала спокойный голос старушки:

– Не бойся, Томочка! Моя внучка не из тех, кто распускает язык…

Заведующая детсадом что-то сказала в ответ. Что именно, девушка не расслышала.

Она подошла к подоконнику, включила радио и опустилась на стул.

Сидеть пришлось долго, никак не меньше часа.

Наконец, дверь спаленки открылась, на пороге возникла улыбающаяся Евдошка:

– Ты уж прости, милая! – извиняющимся тоном проговорила она. – Пришлось проводить ритуал, Томка так сильно просила! Видать, не могла, бедная, подождать до утра…

– А что за ритуал, бабушка? – заинтересовалась Архелия. – У Тамары Георгиевны вроде все в порядке. Я не слышала, чтобы ее муж, дядя Женя, подгуливал…

– Она не слышала! – всплеснула руками Евдошка. – Да гуляет он, как кобель! С молодой фельдшерицей Светкой, которую недавно к нам прислали из района вместо Зины Федоровны, ушедшей на пенсию.

– Да не может быть! – не поверила девушка. – Ей же лет двадцать два, не больше. А дяде Жене под пятьдесят!

Бабка подошла к столику, нацедила из небольшой эмалированной кастрюльки какой-то светло-коричневой жидкости в две большие чашки и, указав внучке рукой на топчан, стала рассказывать: