Магистральный канал - страница 10
Дед Брыль объяснил это по-своему:
— Вы у меня спросите! Он белый, потому что живет глубоко под землей. Если б и вы в такой темноте и в сырости пожили, так не то что побелели, позеленели бы. Вы, жевжики, всегда у меня спрашивайте, если чего не понимаете…
Генька внимательно присматривался к ловушке, к следам зверька. А ведь ловушку дед поставил слишком далеко от норы! Зачем же хорьку лезть на смерть, если можно обойти…
В это время показался дед Брыль, спешивший к сараю сразу же, как только сменился с поста. Издалека заметив Геньку, он крикнул:
— Ну, по какому месту его прихлопнуло? Я же говорил…
— Его не прихлопнуло, — пряча улыбку, откликнулся Генька.
— Что ты плетешь? Я сейчас сам посмотрю.
— Хорька нету…
— Нет? Как — нет?
Подойдя ближе и осмотрев пустую ловушку, дед беспокойно затоптался на месте.
— Не полез, злодей. Ах, ах… Ну, уж в эту ночь он наверняка угодит. Ты знаешь, чего он натворил? Четырех таких леггорнов колхозных зарезал. Пропади ты пропадом такой зверь! Ну, да теперь ты от меня не уйдешь, подлюга!
Старик, ругаясь, передвинул ловушку к самой норе. Потом присыпал ее снегом, вскинул на плечо берданку и молча пошел домой. Генька побежал в школу.
Два дня хищник не выходил из норы. Объясняли это по-разному. Одни говорили, что он обожрался и издох в своем убежище. Другие утверждали, что, почуяв опасность, зверюга убежал и больше не вернется. Заведующая птицефермой повеселела. Высокомерно расхаживали за проволочной сеткой птичника породистые петухи. Они взлетали на высокие столбы и задиристо орали свое кукареку.
А ночью в птичнике поднялся страшный переполох. Звенели разбитые стекла широких окон. Перепуганные куры шумно летали по двору, бились крыльями о сетку. Казалось, что на ферму напал большой отряд каких-то злодеев и уничтожает там все живое…
В течение всего следующего дня колхозники, зло поглядывая в сторону заброшенного сарая, плотно забивали каждую щель в птичнике. Вся птицеферма была внимательно осмотрена от фундамента до самой крыши. Но на другую ночь хорек все же снова пробрался в птичник и, не подымая шума, натворил много бед.
Вечером созвали правление и вынесли решение разрушить старый сарай. Это постоянное пристанище хорьков всем мозолило глаза. Только одна польза и была от этого строения, что летом спасались там от дождя и от жары колхозные телята. И вот тут, на заседании правления, впервые подал свой голос Генька Шимковец.
— Завтра же ночью белого хорька не будет! Дайте мне только денег на капкан.
— Он поймает? — подскочил с места оскорбленный дед Брыль. — Я не изловил, а он берется! Будто не знаю я, на какой капкан ты деньги выпрашиваешь! Видно, бумаги на всякие диковинные самолеты не хватает… Пхе…
— Только пять рублей, — твердо проговорил Генька, не обращая внимания на крики старика. — Я вам даже счет принесу из охотничьего магазина.
— Так и быть, — согласился председатель. — Можем даже десять рублей дать на капкан да к тому же еще и премию.
— Мне больше не понадобится, — уклонился Генька. — Завтра я вам доставлю этого вредителя.
Дед Брыль озабоченно поглядывал на Геньку и что-то бормотал про себя. А когда хлопец поднялся и вышел из правления, старик быстро вышел вслед за ним.
— Генька! — окликнул он хлопца на улице. — Подожди.
Генька остановился.
— Скажи мне, жевжик, что это ты надумал? Выйдет ли что у тебя? Может, конечно, и выйти, если примешь меня в компанию… Я тебе еще много чего расскажу о бобрах и выдрах. Хорошо?
Глянул Генька на деда. От прежней фанаберии у старого вруна и следа не осталось. И стало хлопцу жаль старика.
— Хорошо, — сказал он. — И мне веселей будет. Пойдем, дедушка, к сараю. Вот только забегу домой, прихвачу фонарик.
Подмерзший снег скрипит под ногами, как сухой крахмал. В безмолвной темноте, высоко над головой, настороженно поблескивают зеленоватые звезды. Вот одна из них вдруг сорвалась и полетела вниз, сгорая в стремительном своем движении.
Заскулил тоскливо и завыл где-то в пуще одинокий волк.
— Дед, — вздрогнув от этого жуткого воя, крикнул Генька. — Скажи, кто кого боится: бобер волка или волк бобра?
И, кажется, впервые старик не произнес свое фанаберистое «пхе». Стараясь не отстать от хлопца, взволнованно ответил: