Махно. II том - страница 46
– Почему, извините, если не секрет? – спросил Махно.
– Какие секреты между своими, Нестор Иванович. На седьмое ноября планируем наступление на Врангеля. Для него это будет полной неожиданностью. Поэтому, пока есть возможность, мы и решили попраздновать. А самое главное, – появилась блестящая возможность познакомиться лично с вами, Нестор Иванович. Сегодня у нас состоялся парад. Тоже хорошая возможность осмотреть готовность к предстоящим боям. В какой-то момент порыв ветра сорвал с деревьев и пронёс по площади облако золотых осенних листьев. Осень. Пора золотого увядания природы. А в обществе, в государстве это очередная третья годовщина рождения, обновления и преобразования России. Я поднимаю этот бокал золотого шампанского за то, чтобы золото осени и золото вина слились в золото наших побед. За революцию!
Все встали и выпили. Оркестр грянул «Интернационал». Все сели. Официанты вновь наполнили бокалы. Оркестр тихо заиграл «Степь, да степь кругом».
Поднялся Махно. Оркестр смолк.
– Уважаемые товарищи и революционеры! Мне трудно тягаться в красноречии с Михаилом Васильевичем. Но в царских застенках мне тоже довелось прикоснуться к литературе, почитать Пушкина. Так вот, где-то он сказал, что хороший экспромт тот, который написан за две недели до события. Но я, извините, не Пушкин, да и двух недель для написания у меня не было, поэтому хочу предложить вам, действительно, экспромт:
Махно и Фрунзе, стоя, чокнулись. Их примеру последовали остальные. Так же стоя, выпили. Опускаясь на стул, Махно ощутил на себе взгляд. Глянул в ту сторону, но вновь увидел закрывающуюся дверь, ведущую в тамбур.
Оркестр заиграл «Любо, братцы, любо». Официанты внесли горячие блюда. Опять наполнились бокалы. Все выпили.
– А батько, поэт, поэт. Помнится, лет десять назад, по-моему, в самарской или в нижегородской газете, прочитал я стихотворение, подписанное псевдонимом Скромный. Не ваше ли, Нестор Иванович? – спросил Каменев.
– Было, Лев Борисович. Грешен, – ответил Махно и добавил. – Ну, да с кем не бывает.
– Ну, действительно, – поддержал его Фрунзе и предложил, – тогда за поэзию и романтику в революции!
– С удовольствием, – ответил Махно, и они опять чокнулись. Выпили. За столом стало оживлённее.
– А как вы, Нестор Иванович, относитесь к такому утверждению, что анархизм – это, так скажем, отрочество в революции? – спросил Фрунзе.
– Такое утверждение могло возникнуть только потому, что анархизм ещё никогда не был реализован практически, – ответил Махно.
– И вряд ли будет реализован.
– Почему? – спросил Махно.
– Во-первых, по причине противоречий, заложенных в самой идее.
– Каких противоречий?
– Нестор Иванович, осуществляя единоличное военное руководство на своей территории, вы уже противоречите своей идее.
– Вы хотите, чтобы я отошёл от командования?
– Дело не в личности, а в принципе. Вы проповедуете безвластие, которое не-воз-мо-жно. У природы надо учиться, Нестор Иванович. Загляните в неё. Там нет анархии, и всё подчинено силе. А теперь гляньте на небо. И там никакого анархизма. Полный порядок и подчинение малых космических тел большим звёздам. Вы, Нестор Иванович, без всякого сомнения, звезда на военно-политическом небосклоне Украины. Где звёзды, там свет. Где нет звёзды, там тьма. Так зачем проповедовать тьму, да ещё звезде?
– Вы логик, Михаил Васильевич.
– Я большевик, Нестор Иванович, но предложу выпить за эту самую логику. Ваше здоровье.
– И ваше, Михаил Васильевич.
Они чокнулись и выпили.
Нестор Иванович взял салфетку, промокнул губы, и, возвращая салфетку на место, увидел записку. Незаметно для всех он взял бумажку и сунул её в карман кителя. Опять глянул в сторону тамбура и вновь увидел только просвет закрывающейся двери.
– О-о-о-о!.. Уже скоро полночь. Пора заканчивать это замечательное бесчинство. А то придётся передвигать утреннее заседание. Всё, спасибо за гостеприимство. Я пошёл. До завтра. Встречаемся в десять ноль-ноль, – сказал Фрунзе и, простившись со всеми, покинул застолье.