Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 - страница 59

стр.

Маша сказала, что в «Кружке Радости» ей всегда было интересно, что думаю и скажу я и Варвара Григорьевна о том или другом (и еще сказала очень приятные мне вещи — я рада, почему и мне она милее и интереснее всех девочек в Кружке).

Шурочка Доброва вся расцвела и потеплела, и весь дом заулыбался и еще более уприветился от сегодняшних гостей в доме. Утром довольно сердитая Шурочка, одеваясь, потихоньку приговаривала: «Сразу видно друзей из провинции! К завтраку утреннему явились в 10 часов утра! Весь мир еще спит!»

Друзья эти — старички, муж и жена, откуда-то с юга (вроде с Киева), встретились с Добровыми через 20 лет. Они самые первые пациенты доктора Филиппа Александровича Доброва — милые, милые, похожие друг на друга, грустно почему-то и тепло на сердце и в доме всем стало, как если бы в гости пришли Афанасий Иванович с Пульхерией Ивановной или Филемон и Бавкида[243].

Михаила Владимировича заставили смотреть в окно, пока переодевалась Вавочка и причесывалась я. Потом заметили стеариновое пятно на суконном черном сарафане Вавочки. «Вычистите меня ножом, как рыбу!» Какая красивая Вавочка!

В юнкерское училище, что у Арбатских ворот, с Олимпом богов на фронтоне, отнесла письма и фрукты. А Коля и сам пришел к нам. Он был очень рад мне, я нарочно надела гимназический фартук на черное платье и не заложила косу.

«Все такая же бронзовая, темного золота, все такая же большая, тяжелая и пушистая. Золотое руно». «Это — весь Воронеж, все твое детство, Лисенок». И Коля был весь вечер какой-то настоящий, а не этот стриженый юнкер. Ах, Боже мой, какая это нелепость — человеку в 35 лет, настоящему уже ученому — «полиглоту» стать юнкером вместе со студентами — почти мальчиками, его товарищами по Университету. Его толстую, такую домашнюю и кафедральную (профессорскую) фигуру совершенно нехорошо совмещать с его отвратительно военно-машинным духом всего, что там, на Арбатской площади. Хочется утащить Колю оттуда, вывести за руку. Мне его очень жалко, но даже подумать вслух этого нельзя. И он был немного смешон, если бы не был так спокоен и умен. Даже юнкера и всякие какие-то там «дядьки» их, его не «цукают».


24 января

Вавочка упала на улице и ударилась головой. Домой едва дошла сама, легла спать, а через полчаса начался жар и бред. Пузырь с ледяной водой на голову, к ногам грелку. Всю ночь бредила лиловыми пожарами светов.

Первые два дня телефонные запросы со всех концов Москвы и тревога о Вавочке не отпускали меня от телефона и очень мешали. Теперь я уже сама звоню по 4-м телефонам, а от них уже справляются о здоровье Вавочки другие.

Мои денежные дела пока никакие, может быть, упадет на голову урок или что-нибудь другое. Образуется!


1 февраля. Москва — Воронеж
В.Г.Мирович — В.Ф. Малахиевой

Дорогая мамочка, сегодня двойной праздник — выпуск Николая из Александровской каторги в офицерское звание и поступление на место Лиса.

Николю чествовали парадно — выдвинули письменный стол на середину, сгребли все книги и игрушки, накрыли белым одеялом и поставили на нем ливерную колбасу, халву, печенье и шоколад-миньон. Был кроме меня и Лиса Михаил Владимирович.

Николя приехал в золотых эполетах при сабле, офицер-картинка, с иголочки. Не верит чувству свободы, взволнован и рад, как гимназистка с дипломом. И мы рады — пройден такой трудный экзамен жизни.

Выедет он 6-го. На 4-е Алла устроит ему кресло почетное в Художественном театре.

Для производства сестре отделил частицу своих богатств и обещал билет офицерский, членский — это в Москве как Ноев ковчег во время потопа. Когда нигде нет ничего, там можно и керосин, и муку, и башмаки, и чулки достать — членам общества.

А Лисик получил важное место при Архиве Земского Союза[244], и теперь он младший архивариус. Будет получать 100 рублей и еду, работать от 11 до 5, с правом перестановки часов, когда будут очень нужные лекции. Остальные будет готовить дома и держать весной экзамен. Лисик бедненький расцвел — он был очень обескуражен потерей урока.

Николай эти дни будет с нами — ему Ольга Ивановна предложила ночевать в столовой[245].

Голова моя оправляется от встряски. Эта ночь была уже легче от прежних, а днем я совсем в здоровых живу и сегодня даже выходила за покупками.