Мерцание - страница 27
«Не тебе это решать», — возразил Хезуту. — «За одно мгновение восторга платить нашими жизнями. Сколько бы ты ни пела, Фран бы просто ослабла и все… Если, как ты говоришь, это наше лучшее творение, то давай сделаем его более жизнеспособным».
Скальпель промолчала. Но Хезуту хорошо знал, что слов вроде «ты прав» просто не существует в ее лексиконе. Да и правота казалась весьма условной.
«Что ты предлагаешь?», — спросила Скальпель.
«Душа Фран претерпела изменение. Нужно реструктурировать ее прежнюю личность и сделать главной. Чтобы дух насекомого проявлялся постепенно, дополняя ее. Чтобы девушка смогла это контролировать. Ты знаешь ее кровь. Так что спой ее. Спой Фран».
«Ну что ж, это я могу», — ответила Скальпель.
Белоснежная ладонь приняла костяную рукоять. Пальцы крепко сжались. Жало вернулось к королеве. Скальпель запела. Хезуту устроился рядом. В небе мерцал Шестиглавый волк.
11
Королеве за все жизни не бывало больнее. Ее будто расплавили в тройственности несовместимых временных линий. Два прошлых и одно настоящее уравнивались через боль.
Чудовищный резонанс оборванной песни и её слуха, не успевшего вспомнить своё несовершенство; ей хотелось затрещать в агонии, но ни одного знакомого звука не могло вырваться из этого тела. Её песни расцвечивали мир, меняли воздух, делая её способной дышать им в унисон с роем, сливали воедино несколько реальностей — ту, где она должна была смириться со слабостью этого облика, и ту, где она была собой и лилась чистым золотом, разгоняя чужих духом. Такие песни меняют жизнь — а когда песня меняет жизнь, её ни в коем случае нельзя прерывать.
Ещё королева успела заметить, как рвется по швам её новый рой. Она поняла, что произойдет, быстрее, чем они успели броситься друг на друга. Она испуганно закрывала глаза. Кто она, если не может это остановить? Что они сделают с ней, поняв, что ей не под силу удержать свои песни и свою власть?
Королева осела на землю и панически вжалась в колючие заросли.
А потом пришла тишина.
Набирающий силу белый свет оглушил королеву.
Фран снова и снова пыталась вспомнить, что произошло несколько секунд назад. Она помнила, что была песня, но, как ни старалась, не могла мысленно воспроизвести её. Как звучал этот мир, когда она потеряла контроль над…? Кем она стала? Муравьем? Светляком? Чем-то между?
Вечный страх перестать быть собой снова захватил всё её существо. Такое уже было раньше — много что пыталось изменить её за прошедшие годы, но лишь немногие события вызывали в ней это чувство расхождения с собственной душой. Что ж, если теперь на ней был надрез — она четко вспоминает Хезуту, говорящего о кусочках души и, кажется, единственном шансе, но почему-то, вспоминая его, не может перестать видеть вместо крысиных усов жвалы и на хребте — ряд хитиновых пластин — если на ней и правда теперь был разрез то, если верить её чувствам, он даже не думал зарастать… и, кажется, гноился. От чистой раны не может быть такой лихорадки — её тело было неподвижно, но её саму где-то внутри трясло в бреду.
Звуки доходили как из-за захлопнутых дверей. Фран усиленно жалась к щели под дверью, сквозь которую просачивался по капле реальный мир, но всё равно не могла разобрать, что происходит там.
Со зрением было то же самое.
Фран не видела ничего, кроме золота.
Королева насторожилась, поняв, что не одна в белизне. Вычленив из ненавистного цвета ещё один образ, ещё одну личность, ещё одну пойманную в свой разум, бьющуюся в боли и страхе, одинокую в пустоте, белую королеву (она чувствовала в ней равную, но не верила, что та достойна своего звания) — королева яростно бросилась в случайном направлении, надеясь убить.
Что бы ни связывало их, королева этого не хотела. Её убили много лет назад, и, впервые вспомнив себя, очнувшись от вечного сна, обретя заново силу, она потеряла всё в этом белом. Её потери всегда были алыми — цвет, обратный её зеленой жизни — но теперь ей кажется, что утраты навсегда останутся белоснежными. Королева ненавидела источник этой чужой песни каждой частичкой тела и каждой струной души.
Фран вскрикнула, когда её мир залило красным, и крик эхом отдался в пустоте.