Мерцание - страница 33

— Именно, но вот после замены того самого фрагмента Фран перестала быть человеком. Она и ее летучка стали едины. Королева уравняла их. Энергия в ней теперь циркулирует как в едином существе. Вот только вначале, когда мы только завершили операцию, золото заполнило ее тело, а белый вспыхивал в нем редкими огоньками. А сейчас в ее теле циркулирует белая энергия и золотой вспыхивает в ней редкими звездами. А это значит, что у нас получилось. Личность Фран теперь главная. И теперь у меня встречный вопрос. Хезуту, когда моя песня прервалась и началась метель, ты сказал это не магия — что имел ввиду?

После этих слов повисла пауза. А затем Хезуту вспомнил.

— Скажи, а ты можешь извлечь ответ из моей головы? — спросил он.

— Насколько я знаю, его там нет, — отозвалась Скальпель. — И это немного странно. Я бы подумала, что это жалкая попытка остаться хозяином положения. Выкрикнуть что-то умное, будто ты понимаешь, что происходит. Вот только этого мотива у тебя в голове тоже нет. Объяснишься?

— Перед тем, как болото запело, я почувствовал себя одержимым, — начал Хезуту. — Подобное я чувствовал и раньше. Я же очень многое забыл, оставляя лишь концентрат из опыта. Потому не могу точно сказать, где и когда… Будто мир давно ушел и оставил вместо себя иллюзию. И на пике мгновения у меня словно получается взглянуть сквозь эту иллюзию. Мертвая пустыня, и отпечатки следов того, что было здесь прежде. И еще танцующие существа, не знаю, как еще их описать… Но самое главное, я наконец нашел подтверждение того, что искал все эти годы. Я увидел Магию. В моем видении она была как Химера, не имеющая окончательной формы, она заставила весь мир казаться собой или даже быть собой. Как маскировка наоборот. Ты не чувствуешь магию, потому что вся магия это лишь ее отражение. Маскировка, за который она скрывает свое существование. Но, что важнее, мы заинтересовали ее. И она вмешалась. Интересно, что бы сказали университетские маги-теоретики, ищущие единую теорию магии?

— Ну и долго ты молчать будешь, или ты жуешь там? — вежливо поинтересовалась Скальпель.

— В смысле?! — воскликнул Хезуту. — Я же… Ты что, ничего не слышишь?

— Я слышу звук, будто ты вкушаешь нечто особенно вкусное.

Хезуту вздохнул. «Значит, это знание только для меня».

— Извини, тут в кармане платья цветущий сухарик нашелся, не смог удержаться.

Хезуту поднялся с земли, голова немного кружилась. В состоянии одержимости все привычное вызывает отторжение, опасное становиться привлекательным, а смерть может оказаться естественным продолжением момента. Потому что в состоянии одержимости «ты» перестаешь быть наблюдателем, и воспринимаешь себя лишь как еще одно безучастное проявление внешнего мира. Хезуту вздохнул морозный воздух, обнаружил прямо над собой созвездие Гномьей Беспомощности, которому в июле полагалось находиться далеко на юге, и заключил, что снег был вовсе не летний, а самый настоящий зимний. «Слишком много событий для одного места».

— Ну что опять случилось, сухарик недостаточно выдержан для твоего гурманского идеала? — съехидничала Скальпель.

— Ну ты же знаешь, — рассеянно ответил Хезуту. — Хорошая плесень — она как вино… Но дело не в этом, кое-что и правда случилось… Похоже, мы обрушили время…

В наступившей тишине отчетливо слышалось дыхание Фран. Аристократка вот-вот должна была пробудиться.

— Что-то для одного вечера это перебор, — заметила Скальпель.

— Именно. Слишком много аномальных событий, участниками которых мы стали. Своим весом они продавили время. Теперь вокруг нас зима, и я боюсь, что снег — это не самое страшное, что нас ждет…

— Это какое же событие столько весит?

«Встреча с магией», — подумал крыс.

Временных коллапсов боятся даже боги, во всяком случае, должны бояться. Ведь понятие бессмертья неотрывно связано с течением времени. Если в каком-то уголке вселенной время сломается, бытие и небытие могут поменяться местами… Чудовищная мясорубка ткани бытия…

— Я думаю, все события, начиная с встречи… В определенной степени, — произнес крыс.

Когда события обрушивают свою тяжесть на временное полотно и ход вещей принимает новую видимость, участники временных переменных не способны что-либо изменить. Хезуту знал это. Он понимал, что все действия, совершенные им и Фран, уже случились, и именно в них заключалась та роковая тяжесть… Сейчас в метафорическом плане они сидели в центре огромного зимнего кратера, а привычная летняя реальность обтекала кратер со всех сторон. В ней они навсегда застыли на самом краю, как фантомы… Теоретически, если кратер заполнить временным концентратом, эти фантомы оживут и перестанут быть фантомами… Время разгладится, и вновь наступит лето… Все что нужно — это надуть собой небольшой фрагмент чистого времени, точно воздушный шар. По воле судьбы или вследствие закономерности хаоса у Хезуту был такой фрагмент.