Мифологические поэмы - страница 38
.
Видя, что море горит, посол изрекает: "Крьшатый,
90 здесь Идалиец[352] скрывается, скрыться ж не может: в кипенье
моря лазурного гладь. Я вижу, как волны скрежещут[353],
будто храпящих коней сам Феб в океане купает[354]
в час, как выходит луна с приближением ночи на небо.
Ну-ка, явись, озорник[355]! Уж мать тебя всюду искала,
95 вот и меня, твоего прислужника, выслала первым,
чтобы ты тотчас пришел". Он кончил, и бог, не замедлив,
вынырнул из глубины, золотистою прядью блистая,
в воздухе пену с волос отряхнул и с крыльев проворных,
чтоб от воды осушить, — и, как звезды, сверкает огнями
100 влага, что он разметал, и повсюду увидеть возможно,
как засиял яркий день, как пламя по глади летает.
В час, как пурпурной косы[356], блистая, коснется Аврора
гребнем своим, чтоб с утра подняться на ясном востоке,
или, как Феникс[357], века пережив, чудесная птица,
105 дабы вернуться опять, на костер, что ему сорудили
нард, киннамон, фимиам, бальзамы, амом ароматный,
всходит, крылами взмахнув, огонь бередит погребальный
(и разгорается пламя, чтоб прежде, чем птица займется,
был истреблен весь запас амврозийных в огне ароматов),
110 так Идалийский юнец рассыпал под крыльями пламя.
Дикие звери, и скот, и рыбы, и птицы, уж чуют
пламеноносного бога явленье[358]. Летит он над морем.
Высохли крылья его, и куда бы он ни приближался,
где б ни прокладывал путь, все ласковым жаром дымится,
115 и ароматы весны — вслед за ним, и прекрасные розы[359]
путь устилают ему; на плаще его ярко сияют
белые лилии, бледных левкоев поток отмечает
путь цветоносный его, небосвод бороздящий сверканьем.
Чует Киприда, летит, ароматы несущий, Крылатый,
120 "Сын уже здесь, — говорит, — окропляется воздух цветами,
полон он весь и везде амврозийным густым ароматом".
Только успела сказать шаловливая это Венера,
тяжко дыша, Купидон появляется и, утомленный,
ищет покоя себе у матери[360]. Им завладевши,
125 кудри Венера ему прибирает, объятия дарит,
сына лаская, целует и так говорит[361], ублажая:
"Сын мой, зовущийся Пламенным, дух огненосный вселенной,
жар плодородный небес, непрестанное ты обновленье,
страсть и природа сама, источник, виновник, рожденье,
130 ты — плодородное жизни спасенье, ты — сладость желанья,
ты — повелитель страстей, под началом твоим во вселенной
стройной чредой элементы сменяются; все, что родится,
гибнет потом на земле, она же не знает утраты
в вечном вращенье времен[362]. — Мачеха вот приходила
135 (ныне во власти моей) и пылко меня умоляла
сделать, к чему ты стремился: пусть грозная жрица Медея, —
та, что устои небес сдвигает кощунственным кличем
и подчиняет богов, и терзает подчас Громовержца,
в час, как она бередит всю природу, вздымая молитвой
140 все элементы, и звезды, и земли[363], — пусть в сердце воспримет
стрелы твои (так желает Юнона), полюбит Язона,
пусть им захочет владеть, вздыхает, горит и томится.
Будь осторожен при том и все приготовь понадежней:
должен Медею пронзить". Так речь заключила Диона.
145 Громко смеется Амур, с материнских слезая коленей,
самые острые стрелы он ищет, какими Селену[364]
ранил: во мраке скрывать пастуха привелося богине,
той, что сияние может выдерживать братнего диска,
солнечный ласковый свет принимая, но пламя Амура
150 сил не имеет выдерживать. "Этой зажжется стрелою, —
бог огневластный сказал, — Медея, как некогда сердце
Скифянки страсть подожгла; я, по храму летая, осыплю
искрами душу его госпожи, и жестокая дева
сразу поймет, чья стрела сильнее — моя иль Дианы.
155 Та ведь сражает зверей, диких коз и оленей, моя же —
мощных царей и богов". Четырех белоснежных голубок
в вожжи из роз запрягла Киприда прелестная, шейки
им облекает венками пурпурными (были из роз ведь
слажены им хомуты) и в десницу Амуру влагает
160 легкий пурпуровый бич, изукрашенный шелком тончайшим[365].
Вот в колеснице Крылатый, и сладкое следом Желанье,
в ногу шагают Объятья, сбегаются Радости, Смехи,
рядом идет Гименей, и Лобзания строй замыкают[366].
Связаны общей уздой, свой путь пролагают голубки,
165 быстро по небу летят, а проворный Амур идалийский
то оседлает одну, то другую, то вовсе оставит
птичью упряжку свою и в вольном полете несется