Мировая республика литературы - страница 11

. Поскольку права критиков признают все самые главные действующие лица литературного мира, в том числе и наиболее авторитетные и посвященные, такие, как, например, Валери, то суждения и приговоры критиков, одобрение или осуждение приобретают вполне реальные и зримые последствия. Следствием признания Джойса всеми самыми авторитетными писателями и высшими критическими инстанциями литературного мира явилось то, что он стал считаться родоначальником литературного модернизма, а его творчество стало своего рода «образцом», «точкой отсчета» для других литературных произведений. И напротив, отрицательное мнение критики о Рамю, который, вне всякого сомнения, раньше Селина стал применять разговорную речь в художественной прозе, поместило его в ряд второсортных, провинциальных писателей, пишущих на французском языке. Власть решать, что является литературой, а что нет, и таким образом определять границы литературного мира, принадлежит исключительно тем, кто присвоил себе право литературного законодательства и за кем признали это право.

Как критика, так и перевод повышает ценность литературного произведения, способствует его признанию, «наращивает литературное богатство», по выражению Ларбо. «Он (переводчик) одновременно повышает свой интеллектуальный уровень, обогащает национальную литературу и прославляет себя. Помогать перейти произведению из одного языка в другой, из одной литературы в другую дело вовсе не мелкое и не бесславное»[30]. «Надежная ценность», по признанию Валери, созданная признанием критики, «увеличивает мировой литературный капитал», присоединяя это признанное произведение к капиталу самого критика, который сумел его разглядеть. Переводчик наравне с критиком наращивает капитал той нации, литературу которой он переводит. Как показывает пример Ларбо, эти великие посредники и есть самые преданные вкладчики, главные поверенные литературы, поднявшиеся над историей, национальностью, политикой, твердо уверенные в незыблемости эстетических категорий, при помощи которых они оценивают произведения. И они же первыми отвечают за недоразумения и несправедливости, случившиеся по вине представителей центра (в частности, как мы увидим, Парижа), недоразумения, неизбежно возникающие из — за этноцентрической слепоты столицы.

У литературной державы своя география, свое распределение территорий, не совпадающее с национальными границами, устанавливаемыми в соответствии с политическими (и национальными) представлениями. Литературные области возникают в силу эстетической близости или, напротив, отдаленности от эстетики центров, в которых совершаются литературные крещения и формируется литература. Города, в которых скапливаются литературные богатства, города, поддерживающие и питающие литературный процесс, превращаются в своеобразные святилища, или, если воспользоваться другой терминологией, в центры кредита, в особого рода банки. Рамю называет Париж «универсальным банком всех литературных обменов, разменов и перемен»[31]. Повсеместное признание того или иного города литературной столицей, то есть центром, обладающим наибольшим авторитетом в литературных вопросах и наибольшей преданностью литературе, возникает потому, что преданность литературе просто — напросто существует, и, существуя, приносит реальные плоды. Возникая как убеждение, преданность впоследствии материализуется.

Такой столицей литературной вселенной, городом, обладающим самым большим литературным авторитетом в мире, стал Париж. «Париж, по словам Валери, главная производная литературной структуры»[32]. В самом деле, столица Франции странным образом объединяет в себе изначально противоположные качества, совмещая все существующие в истории представления о свободе. Париж — символ Революции, ниспровержения монархии, возникновения прав человека, благодаря чему Франция пользуется репутацией страны, терпимой к иноземцам, надежного крова для политических беженцев. Вместе с тем Париж еще и столица литературы, искусства, роскоши, моды. Словом, Париж одновременно интеллектуальная столица, арбитр хорошего вкуса и родоначальник политической демократии (такова, во всяком случае, во всем мире, его репутация, вполне возможно, мифическая). Одним словом, в глазах многих Париж — идеальный город, где царит свобода творчества.