Миры и Цивилизации - страница 15

— Ты последнее время стал похож на деревенского дурачка, которому подарили на рынке свистульку. Чего такой радостный? — спросил Рамеш, однокурсник Файяза или, скорее, его собутыльник.

А другой, Сатиш, насмешливо пояснил:

— Наверное, он открыл систему, которая позволяет ему выигрывать в рулетку. Теперь ему бедность не грозит.

— Бедность Файязу не грозит, даже если он забудет дорогу в казино, — возразил Рамеш. — Файяз, открой нам секрет твоего необузданного счастья. А то мне завидно и я изнываю от своей нереализованности. Мне скучно. Не могу даже придумать, как убить сегодняшний вечер! А ты доволен и счастлив. Не стыдно тебе?

Файяз лишь усмехнулся.

— О, я понял! Тийа сдалась и, наконец, снизошла до нашего мальчика! — предположил Сатиш. — Остановись, Файяз! Она навсегда испортит твою молодую жизнь, сделает из тебя зануду и зубрилу! С кем мы будем кутить?

— Бедные мы, бедные! — кивнул Рамеш. — От рыданий его бывших подружек Ганг выйдет из берегов. Все мосты посносит. А я ведь ещё не научился возводить новые. Опомнись!

Файяз лишь бросил в ответ, что сегодня опять занят. И после занятий ушёл домой.

— У меня денег нет. Кто за нас в ресторане заплатит? — с досадой глядя ему вслед, сказал Рамеш. — Пойдём, что ли, и мы домой.

Друзья терялись в догадках — что с Файязом? Он не посещает рестораны. Не спешит на очередное свиданье. Не затевает новых развлечений. Не балагурит и не ищет новых приключений. Уж не болен ли он?

— Да ну его! — решили они, наконец. — Есть дела поинтереснее, чем беседы с сумасшедшими. — И его бывшие друзья даже перестали к нему подходить. Но он этого даже не заметил.

А произошла эта метаморфоза с Файязом после одного разговора с их гостем.

Поначалу он, глядя на Юрия, лишь искренне недоумевал: «В чём смысл такой жизни? Зачем ему всё это — молитвы, дацан, отсутствие радостей жизни? Ведь он молод, красив, прекрасно воспитан. Хоть в кино снимайся или иную успешную карьеру делай. Такого благородного красавчика везде заполучить рады — хоть в офисе, хоть в торговом центре. И с хорошим окладом. Будет на что прикупить нормальную одежду и снять квартиру, а не скитаться по миру».

Файяз, конечно, знал не понаслышке про аскетов и святых дервишей. Видел их на улице — кто годами стоял на одной ноге, кто кружился, как волчок, кто, сняв с себя последнюю одежду, куда-то бежали, сломя голову, наверное — к морю, иные часами проповедовали или показывали чудеса йоговских техник.

Индия без них была бы всё равно, что мать без дитя. Их называли их садху, то есть — добрый человек, бродячий йогин. Считалось, что они отказались от трёх вещей, ради которых живёт весь остальной мир: камы — чувственных наслаждений, артхи — материальных стремлений и дхармы — долга. А самым желанным для них считается достичь мокши, то есть — освобождения.

От чего им освобождаться — непонятно, ведь у них, как они заявляют, уже и так ничего нет, кроме миски для подаяний. А на взгляд Файяза, все они — переодетые мошенники, зарабатывающие себе на обед и чарку уррака или, если повезёт, то крепкого фени. Или даже какие-нибудь наркотические травки. В детстве, после школы, купив себе на улице запрещённых мамой сладостей, Файяз любил наблюдать за бесконечными танцами дервишей или чудесами гибкости йогов — этих он ещё уважал. А вот тех, кто сидел, укутавшись в отрепья, требуя подаяния, как святой человек — садху, он поголовно считал шарлатанами. Однажды маленький Файяз решил подшутить над одним таким, подкатившем глаза в неком трансе, и бросил ему в миску не монету, а камушек. И — о, чудо, тот мгновенно обрёл ясное сознание и схватил его за руку. Что вообще-то, недопустимо. Низшие касты, да ещё бродяжки, не имеют права касаться высших, даже если это дети. Ведь семья Файяза относилась к уважаемой касте марвари — купцов. А этот побирушка, в лучшем случае, всего лишь нищенствующий монах, относящийся к касте байраги, факир или госаин. Иди даже мусорщик — чандал. Да как он посмел к нему прикоснуться!

Потом этот прозревший чандал ещё долго кричал ему вслед всякие страшные проклятья. Слава Кришне, он в них не верил, как многие индусы. А то б ночь не спал.