Миры и Цивилизации - страница 8

— Это как раз про меня, — кивнул Юрий. — Но я постараюсь недолго этим пользоваться. Я ведь знаю индийскую щепетильность в вопросах такта и правил приличия, — улыбнулся ей Юрий. — Вы можете бесконечно уговаривать меня остаться. И говорить, что я — это самое ценное, что есть в вашем доме. И без меня он осиротеет.

Юрий шутил, но Индира понимала, что он просто бодрится.

— Я очень не хотел обременять твою семью, но у меня не было иного выхода. Бродил по улицам Дели, пока ты их подготовила, — задумчиво проговорил он. — Интересный у вас город — жизнь в нём так и кипит, народу множество. И из этого кипения рождаются судьбы, характеры, вершится жизненная история — так называемая карма. Никто и не ведает, что кому-то в очередной раз пришла в голову идея вмешаться в ход всеобщей истории, стать Богом и поделить мир на правых и виноватых.

Девушка сказала:

— Я рада, что могу помочь тебе, — сказала она. — Мои родители для меня готовы на многое. Хоть и нескромно так говорить. А мама, по-моему, уже приняла тебя. Правда, есть ещё брат Файяз. Он…  немного оболтус. Но не так плох, как хочет казаться. Он слегка учится, слегка кутит, в общем — живёт, ни о чём не задумываясь, — сказала Индира. — Кстати Юрий, ты потом расскажешь мне обо всём, что с тобой ещё случилось? О твоих муршидах-учителях из дацана. Кто такие шайва Гоша и лютый Михалыч. И о корабле с учёными, собирающем чучела. Мне будет очень интересно послушать.

— Да, конечно, — рассмеялся Юрий. — Непременно расскажу.

Файяз в этот день вернулся домой рано. Надо было, наконец-то, доделать курсовую, будь она неладна. И завтра сдать её зануде-доценту, иначе его не допустят к сессии.

Файяз зашёл на кухню, в надежде, что там его покормят, не дожидаясь обеда. Повариха Фируза, как всегда, не могла отказать балагуру и всеобщему любимчику. Хотя по индусским традициям категорически запрещено пробовать и есть еду во время приготовления. Считалось, что дэвы расхитят и испортят её вкус, если съесть хоть кусочек до прасада — благословления пищи перед домашним алтарём. Но она была очень решительная и смелая женщина, не верящая во всякие предрассудки, поэтому щедро накидала Файязу на тарелку всего понемножку, кинула сверху лепёшку чапати, предупредив, чтобы не выдавал её. Ананда же любила во всём порядок и считала, что есть надо как цивилизованный человек: за столом, не спеша, используя все необходимые столовые приборы и приправы.

— О, как вкусно! Ты сегодня в ударе, Фируза-джи! — похвалил Файяз с набитым ртом. — Или у нас какое-то торжество, а я не в курсе?

— Какая я тебе ещё джи! — отмахнулась та. — Диди и только диди! А ты ещё не знаешь? У нас же в доме гость. Хозяйка велела постараться, — ответила Фируза, помешивая в кастрюльке острый соус.

— Гость? — удивился Файяз. — Чей? То есть — кто? Почему я не в курсе?

— Да и никто не в курсе. Он к нашей Индире приехал. С Тибета.

— С Тибета? Этого ещё не хватало! Чего ему там не сиделось? Надо ж додуматься — монаха мне тут поселить! — возмутился Файяз. — Будет нотации читать и учить праведной жизни! А тебе, диди, он непременно запретит много есть. А то уже…

— Что — уже! — замахнулась на него ложкой, испачканной в соусе, толстушка Фируза. — Ничего не уже! Я слегка полненькая, а это диди только украшает! И вообще, как ты со старшими разговариваешь!?

— Я ж тебе добра желаю, диди! А то замуж тебя не возьму, если не похудеешь! — подыграл ей Файяз.

Фирюза кокетливо хихикнула:

— Молод ты ещё жениться!

— Да нет, господин, — проговорил Рохан, стоя с подносом у двери и наблюдая их перепалку. — Этот монах никого и ничему не учит, он сам ещё мальчик. Даже младше Индиры. И всего лишь послушник. Очень скромный. А ты, вертихвостка, погоди про замуж. А приданное у тебя готово?

— А, вот оно как? Ну, тогда пусть живёт, — кивнул Файяз и, вытерев с тарелки остатки еды куском лепёшки, доел и её. — Вкусно, диди. Как и вся твоя стряпня. Да пребудет с тобой свет Шивы за твои праведные труды! Шива любит тебя! Как и я! — И он попытался возложить на её голову свои замасленные руки.

Повариха весело отмахнулась от него.