Москва Поднебесная - страница 17

– Что это со мной?!! – завопил Серёга, в приступе паники ощущая, как его дёрнули сначала за волосы, а потом ещё больнее за распухший почему-то и почему-то лиловый нос. Плача, он попытался освободиться от клоунского наряда и первым делом стал стягивать с рук поролоновые перчатки, но не смог, ощущая, что пытается снять собственную кожу. Тут с ним случилась истерика, и он, не глядя, побежал куда-то, звеня бубенчиками на манжетах.

– Так мы пройдём? – поинтересовался Василий у второго стража, стоящего с разинутым ртом посреди прохода.

Тот, имея мозговых извилин на две поболее, чем у сбежавшего коллеги, и наблюдавший всю сцену от начала и до конца, противиться не стал, а молча развернулся и, тряся толстыми короткими ляжками, побежал по кафельному полу прытким кабанчиком, юркнув в конце коридора за дверь. Троица визитёров спокойно прошла через покинутый пост, села в лифт и вознеслась в нём на пятый этаж останкинского телецентра.

– Каждый кирпич в кладке сознания есть вклад величайший, трудоёмкий и веский! – провозглашал оратор, стоящий за трибуной. В зале народу была тьма. Кто-то мирно похрапывал, кто-то тайком распивал что-то, витающее в воздухе портвейным запахом, кто-то внимательно и с интересом слушал.

Елисей сидел далеко, и из-за пелены дыма, парящего над головами, с трудом различал черты лица выступающего. Тот тем временем продолжал:

– Мы! Все мы! Являемся непосредственными созидателями! Зодчими и архитекторами в своём роде, и наша задача объективно внедрять и быть непоколебимыми…

О чём шла речь, Елисей не понимал. Что это за собрание и кто эти люди, сидящие вокруг, было для него загадкой. Однако он зачем-то поднялся и, откашлявшись в кепку, что была зажата в руке, крикнул звонким голосом молодого активиста.

– А что прикажете делать с ангелами? И почему самолёты? Самолёты почему?..

Некоторые головы обернулись к Нистратову и, как показалось, посмотрели на него с укоризной. Оратор, замолчав, поискал взглядом порвавшего его речь зрителя. Нашёл и, вытянув указательный палец в его сторону, громовым голосом произнёс:

– Такие как вы! Отчужденцы! Бросившие всё на самотёк, а сами одномоментно хранящие под кроватями крылья – эрозия в дружном сообществе настоящих создателей! А самолёты не вашего ума дело!!! Это в пятое управление, пожалуйста, к главному по аэрокатастрофам!!! Ишь, нашёлся фигляр-мокрица!!!

Зал дружно зааплодировал, послышались возгласы: «Даёшь!!!», «Гнать таких в шею!!!», «Молодец Ихтианозаврыч!» – и ещё много других, смешавшихся в гремящую какофонию. Елисей пристыженно сел на место, уловив презрительные взгляды некоторых с соседних рядов, и опустил глаза. Тут он, к своему удивлению, увидел люк в полу, похожий на те, что ведут в городские коллекторные каналы.

Тем временем оратор на трибуне, воодушевившись вербальной победой над опростоволосившимся наглецом-зрителем, под одобрительные взоры президиума продолжал:

– …и пока всякий, кто продолжает выбивать себе местечко поуютнее да постатичнее, жуя, прямо скажем, борщи вместо положенного корм-пайка, будет указывать нам, что да где!!! Так и будет всё искривляться до безобразности!

– Верно!!! – слышалось из зала.

– Давай, дави их, клопов!!! – скандировали голоса.

Елисей открыл крышку люка и потихоньку начал влезать в него, будто поглощаемый творожной массой, колышущейся в люке медленно и плавно.

– … ещё при Афинаренте Семнадцатом сталкивались мы с той же, будь она не ладна, чёртовой фрустрацией!!! А теперь? При нынешнем-то стаблоцифрокране? Что же нам мешает?

– Что? – доносился гул зала до ушей Нистратова, почти полностью всосанного веществом в люке.

– … а то! – продолжал надрывно оратор. – Эти проклятые отчужденцы, чёртовы куклы! И я не побоюсь этого слова… пора, товарищи, завязывать! Завязывать пуповину эту!

Под бурные овации, поглотившие последние слова горячего оратора, голова Елисея окончательно скрылась в люке, и он вынырнул в среду, которая до дрожи в коленях показалась ему знакомой.

Он потерял своё человеческое тело, обратившись в странную пульсирующую субстанцию, похожую на новогоднюю ёлку, обтянутую паутиной сверкающих лампочек. Елисей поплыл, вибрируя, по длинному коридору-кишке, отражающему его блеск, как пластичное зеркало. Тут же был и ИниПи Форгезо – странное существо, не объяснимое научно, он что-то сообщил Елисею, и тот понял, что в главной системе произошёл сбой, его нужно закрыть, закрыть срочно или всё грозит обернуться катастрофой настолько ужасной, что от осознания глобальности её Елисей вскочил потный и встревоженный на своей кровати, с красными глазами и горлом сухим, будто наполненным растёртым до порошкообразной массы стеклом. Он проснулся.