Мы вернёмся на Землю - страница 45

стр.

Всё на нашей планете идёт по расписанию. Такая дисциплина, что ой-ё-ёй! А я вот человек недисциплинированный. Ничего не могу поделать со своими ногами. Только я сел испытываться, как почувствовал, что им очень хочется подрыгать. Я представлял себе, что веду корабль, ориентируясь по звёздам, поворачивая ручки управления, но моим ногам до этого не было никакого дела. Им бы только дрыгать. Минут через десять я уже не мог их удержать.

Я встал со скамейки. Я уже видел, что не гожусь в пилоты. Но вот здорово: когда я встал, оказалось, что я уже знаю, что мне делать завтра. Придумал!

Толик тоже скоро провалился. Он увидел собаку и закричал: «Кутя, Кутя! Кутя!» Собака завиляла хвостом, а Толик опомнился и вздохнул.

Зато Алёшка и Сёма просидели, наверно, с полчаса и не шелохнулись.

— Ладно, вставайте, — сказал я. — Будете по очереди вести корабль.

— Пустяки, — сказал Алёшка. — Когда играешь турнирную партию, сидишь четыре часа подряд.

— Или когда делаешь уроки, — сказал Сёма.

Домой я вернулся к ужину. За столом сидел коммерческий директор. Ну прямо как член семьи: пиджак его висел на спинке стула, а сам он сидел облокотившись, и вид у него был такой довольный, что просто загляденье.

Все говорили о том, что ещё надо купить к свадьбе и кого ещё пригласить. Мила вспомнила, что забыла пригласить какую-то Верочку Шостак, и побежала к телефону звонить ей. Я жевал колбасу, сыр, прихлёбывал чай и еле удерживался, чтобы не засмеяться. Ну, посмотрим! Он небось думает, что я уже сдался. Учитель танцев — вот кто будет Милиным мужем!

Коммерческий директор ушёл вскоре после ужина; я после его ухода сидел на диване, читал, следил, чтобы мои ноги вели себя как следует, и ждал, когда в доме все уснут. Мои ноги несколько раз пробовали подурачиться, но я их крепко прижимал одну к другой. Я прочёл всю поэму «Кавказский пленник» и после этого почувствовал, что они сдаются. Они уже больше не своевольничали. То-то же!

В первом часу ночи я на цыпочках прошёл в комнату, где спала Мила. Нелегко было в темноте найти её паспорт. Он оказался в шкатулке, куда Мила складывала письма. Спи, сестра. Я знаю, ты будешь говорить, что я самый гадкий человек на свете, но я так поступаю, потому что люблю тебя. Я постоял, послушал, как она дышит. Но она как будто что-то почувствовала и беспокойно зашевелилась.

Я вышел, аккуратно затворил дверь и ушёл в свою комнату. Я забросил Милин паспорт на шкаф.

В ту ночь мои мысли не давали мне заснуть. Сколько их мелькало в голове, окаянных! Они поворачивались то одной стороной, то другой, то брались за руки и кружились в хороводе, то начинали кувыркаться, как акробаты. Я начинал обдумывать какую-нибудь одну, а они всей гурьбой бросались к той, которую я выбрал, и всё перепутывали. Я их выстроил в одну шеренгу и начал обдумывать ту, что стояла справа, самую окаянную. Это была мысль о том, что мне делать, если дома догадаются, что я стащил паспорт. Но только я принялся за эту мысль, как опять налетели другие: о Хмурой Тучке, о Миле, об учителе танцев, о моих ногах, о космосе — да сколько же их!

В общем, я понял, что так с ними не сладить. Я решил дать им волю и подождать, пока они устанут. Ну и мельтешили же они! Ну и выделывали финты! Я накрыл голову подушкой.

Но наконец они выдохлись, попадали в изнеможении, а я взял самую важную и додумал.

Вот что я решил. Буду держаться до конца, ни за что не верну паспорт!

Мне сразу стало легче. Я ещё хотел подумать о том, как мне сказать учителю танцев, что я хочу ему помочь, — он завтра придёт. Но на эту мысль у меня уже не хватило сил. Я решил додумать её завтра. Ух… Не легко всё же быть мыслящим человеком.

Надо мной гремел гром…

С утра я ушёл из дому и долго гулял с Толиком, Сёмой и Алёшкой. Я нарочно долго гулял. А когда вернулся…

Дома было тихо. Я заглянул в одну комнату: там возле торшера на маленьком стульчике сидела, понурившись, мама; она подняла на меня глаза, но я закрыл дверь. В другой комнате за столом сидели Мила и коммерческий директор; на столе, на этажерке, на подоконнике стояли цветы. Я понюхал и те, что стояли на столе, и те, что стояли на подоконнике. В комнату вошла мама, и теперь уже на меня смотрели трое. Смотрите, если вам нравится.