На цыпочках - страница 5
— Конечно-конечно, Клавдия Михайловна, — с радостью воскликнул я, — с удовольствием!
Я схватил бачок и, напрягшись, снял его с плиты на пол, а, выпрямившись, снова не знал, что делать, — Клавдия Михайловна стояла по другую сторону бачка и опять смотрела на меня. Это, конечно, получилось случайно, просто потому, что Клавдия Михайловна подошла к бачку, но мне опять было неудобно. Когда я уже отвернулся, чтобы идти к окну, Клавдия Михайловна в затылок мне сказала:
— Спасибо.
— Да что там, Клавдия Михайловна! — сказал я, пожимая плечами и не оборачиваясь.
Я подошел к окну и стал гладить кота, который там по-прежнему находился. Он встал, подставил мне свою спинку. Мне больше никуда не хотелось, и злость прошла, но теперь мне было неудобно и совестно перед Клавдией Михайловной. Механически поглаживая кота, я думал, как мне выйти из этого неудобного и затруднительного положения.
— Вы знаете, я сегодня так испугалась, — вдруг сказала за моей спиной Клавдия Михайловна.
Моя рука остановилась на жесткой спине кота, и шея заболела от напряжения. Я заставил себя с заинтересованным лицом обернуться. Клавдия Михайловна стояла опять близко, держа обеими руками какую-то чистенькую тряпочку.
— Испугались? А что такое? — спросил я как мог равнодушно.
Кот спрыгнул с окна и, задев меня поднятым хвостом по ноге, прошел к двери. Я проследил за котом и опять спросил:
— Испугались? А что такое?
— Испугалась очень, — сказала Клавдия Михайловна и глядела на меня, не закрывая рта.
— Да? А что?
— Да как же? — сказала Клавдия Михайловна. — Я, как вернулась из магазина, пошла в ванную бачок взять с бельем. Пошла — и вот.
— Да-а!
— Я ж и говорю: пошла, а там, — Клавдия Михайловна смотрела на меня.
— Да, Клавдия Михайловна...
— Он не открывает! — шепотом сказала Клавдия Михайловна.
— Кто? — спросил я и сам удивился хриплости своего голоса.
— Не знаю, — прошептала Клавдия Михайловна, — не знаю. Я сама думала, Антон Иванович. «Антон Иванович!» — говорю. Молчит. Только сопит. Молчит и сопит, — сказала Клавдия Михайловна, — сопит и молчит. И еще держит. Я тяну, а он держит. И сопит. Вот я и испугалась. А?
— Ну и... что оказалось, Клавдия Михайловна? — спросил я, чувствуя, что сейчас уже не смогу смотреть ей в глаза.
— Да ничего, — сказала Клавдия Михайловна, — так и неизвестно.
Я с облегчением вздохнул.
— Я так испугалась, — продолжала Клавдия Михайловна, — убежала, людей привела. Что под нами, однорукие, знаете? Вот их и привела. А в ванной уже никого не было. Никого и не было — вот так.
— Ну и ну! — сказал я.
— Ага, — сказала Клавдия Михайловна, — мы тоже все проверили и к вам стучали. Не слышали?
— Нет, — сказал я опять равнодушно, — я спал. Вот только сейчас проснулся — и сразу же на кухню. Да, Клавдия Михайловна.
— Надо же! — сказала Клавдия Михайловна. — Кто же это мог быть? А то может, вы? — снова спросила Клавдия Михайловна.
— Я? Нет. Что вы, Клавдия Михайловна! Мне зачем? Мне не нужно, — сказал я, — я спал. А вот сейчас проснулся — и сразу на кухню. Я всегда так. В ванную я всегда уже потом хожу. Зубы почистить или еще зачем-нибудь. А так, всегда на кухню.
Клавдия Михайловна смотрела на меня и слушала.
— Я, Клавдия Михайловна, на кухне чай завариваю — я по утрам чай пью. В ванной я умываюсь. Но уже потом, перед чаем. То есть я сначала ставлю. Ставлю чайник. На кухне. Потом я умываюсь и зубы чищу, а уже потом завариваю и пью, — я почувствовал, что вот-вот начну краснеть. — Я его завариваю, а потом пью. Я и сейчас вышел, чтобы заварить. То есть чтобы поставить. А потом я заварю. И как удачно получилось, Клавдия Михайловна: вышел на кухню — а вы тут.
Однако я чувствовал, что она сомневается. Мне показалось, что я, несмотря на свои объяснения, начал краснеть. Я пошел к плите и поставил на конфорку чайник. Потом я немного потоптался и вышел. Я вернулся к себе в комнату, сел и закурил.
— Ой, как это! — с досадой сказал я и стукнул по столу кулаком. — Как неприятно! Ну что она теперь подумает? Ведь она от страху может черт знает что вообразить. И пошло-поехало, началось. А в сущности из-за чего? Да не из-за чего, из-за пустяка, из-за какого-то ничтожного, недостойного внимания пустяка. О, черт!