На дне омута - страница 6

Луна восходит. Феи оживают.

Их чары и их сказку не прервать…

— Похоже, они там празднуют, — пробормотал Дьюар, наблюдая за мельтешением огней и пляшущих вокруг силуэтов. — Напросимся?

— Пришедших к радости не прогоняют, обычай такой, — кивнул ему Акила, спешиваясь. Он быстро обошел Гайне и потянул за повод, входя в деревню как самый что ни есть мирный путник, не скрываясь, но и не стараясь привлечь к себе излишнего внимания.

Дьюар тоже спрыгнул с коня, хотя в этот раз пропустил Акилу вперед, замедлив шаг. По мере приближения шум за воротами сделался громче: далеко разносились музыка и многочисленные голоса, топот ног, смех, словно вся деревня собралась в одном месте — хотя последнее, возможно, не далеко ушло от действительности, потому как домов насчитывалось чуть больше двух десятков.

Прежде, чем ступить за ворота, Дьюар поежился, инстинктивно касаясь груди — проверял, надежно ли спрятан под одеждой амулет из костей совы, да на всякий случай шнуровку рубахи у горла потуже затянул, тут же надвинул капюшон, скрывая уши. Между тем спутник его ушел уже далеко вперед, и навстречу тому направился один из местных — высокий широкоплечий мужчина в том возрасте, когда седина на висках уже хорошо заметна, а сила и мощь еще остается в руках. Когда они с Акилой обменялись приветствиями, до Дьюара донеслось упоминание Великой Матери, чьи фигурки красовались над чердачным окном почти каждого дома. Продолжая говорить, Акила показал на Асту, сонливо зевающую на спине Гайне, собеседник покачал головой. Переговорили о чем-то. Затем незнакомец басовито рассмеялся и хлопнул Акилу по плечу, не иначе как приглашая к столу. Дьюар подошел как раз в этот момент, уловив самое окончание разговора:

— Отдайте лошадей моим сыновьям, они позаботятся обо всем, — радушно предложил хозяин, улыбаясь в густую бороду. — Эй, Мирка! Айдар! Подите сюда да подсобите!

Вокруг сразу завертелась суета, как будто только и ждала, пока ее спустят с поводка. Двое юношей поспешно оставили пляски и прибежали на окрик отца. Лишь на несколько шагов отставшая от них женщина наклонилась перед снятой с седла девочкой, всплеснула руками и, что-то нежно воркуя, увела Асту за собой. Бородач жестом остановил дернувшегося идти с нею Акилу.

— Покормит да спать положит с нашими младшими, а то нечего дитю в такой час на взрослом празднике делать.

Даже против воли травнику пришлось согласиться со столь разумными доводами, да и времени на возражения не осталось, поскольку гости уже вошли в круг огней, разом окунаясь в веселую праздничную кутерьму. Шедший впереди бородач тут же принялся громко раздавать указания, веля принести еще пива да угощений, кто-то повскакивал с мест и бросился выполнять поручения, кто-то просто глазел на пришлых. Улучив момент среди этого гама, Акила ненадолго придвинулся к Дьюару и шепнул:

— Про Асту они ничего не знают, я спрашивал. Остается надежда, что ее родители жили в соседнем селе, тут всего полдня пути…

Он собирался сказать что-то еще, но не успел — его настойчиво потянули на лавку, на ходу всучивая в руки кружку, а перед Дьюаром как из-под земли выросли две молодые женщины. Он еще и не опомнился, как одна из них, смущенно отводя глаза, протянула видавшую виды, но бережно хранимую лютню.

— Твой друг сказал, что ты менестрель. Сыграешь нам?

Эти робкие слова повисли в воздухе, создавая напряженную паузу, невидимый барьер, преодолеть который не решалась ни одна сторона, лишь искоса бросая друг на друга короткие взгляды. Дьюар с подозрением смотрел на лютню. Лютня с насмешкой смотрела на него. Молчать дальше и тем самым игнорировать просьбу хозяев праздника становилось уже неприлично, но единственным, на чем Дьюару приходилось когда-либо играть, были нервы наставника, и что делать с предложенной штуковиной он представлял крайне смутно. Настолько смутно, что не смог придумать ничего, кроме позорного бегства.

— Прости, хозяюшка, не могу, — стараясь придать своему голосу побольше раскаяния, наконец, произнес он. — Видишь ли, я дал обет Матери, что не приму участие ни в каком веселье и не стану петь, пока мы не вернем домой то бедное дитя, что встретилось нам на дороге. Участь ее родителей настолько ужасна, что у меня до сих пор дрожат руки от одних воспоминаний.