На руинах Константинополя. Хищники и безумцы - страница 39

Если б Шехабеддин мог найти предателя и отдать в руки Заганоса, то сделал бы это. Но, увы, не мог. А теперь ещё и получил весть о том, что продолжать подкопы бессмысленно.

Конечно, следовало сообщить новость лично, чтобы успокаивающими словами тут же смягчить разочарование друга, но Шехабеддин не знал, что именно сказать. Наверное, можно было сказать почти что угодно. Главное — не запоздать с самой новостью. Вот почему Шехабеддин велел слуге, помогавшему искать стрелу, а теперь шедшему рядом:

— Возвращайся к месту нашей стоянки, а мне нужно навестить Заганоса-пашу.

Верхом евнух добрался до шатра друга довольно быстро и от челядинцев, попавшихся на пути, узнал, что Заганос только что окончил утреннюю молитву. Заглянув внутрь шатра, Шехабеддин увидел, что друг задумчив, ещё не поднимался с ковров и сохраняет молитвенную позу, то есть сидит на пятках, а руки покоятся на коленях.

Увидев посетителя, Заганос теперь смотрел на него, поэтому евнух, по-прежнему держа в руках стрелу и записку, тихо подошёл и сел рядом с другом, подражая ему, — на пятки. Нарушить молчание Шехабеддин не спешил, поэтому услышал вполне ожидаемый вопрос:

— Плохие новости?

— О да, — вздохнул евнух. — Мой человек сообщает из города, что наши враги поставили бочки с водой везде. Ты не сможешь сделать ни одного подкопа вдоль западных стен так, чтобы работы остались незамеченными.

— И зачем я это затеял! — в досаде воскликнул Заганос.

Он посмотрел на друга и, наверное, мог бы спросить: «Зачем ты одобрил затею? Зачем говорил, что есть большая надежда на успех? Ведь я поверил!»

Однако Заганос ничего не спросил и всё с той же досадой произнёс:

— Лучше бы я не делал ничего.

— Нет, не лучше, — мягким голосом возразил Шехабеддин. — Не нужно уподобляться Халилу, который ничего не делает и только ждёт наших неудач.

— Он дождался, — мрачно произнёс Заганос.

— У всех бывают неудачи. Главное — не отчаиваться. — С этими словами евнух отложил стрелу и записку на ковры, чтобы взять друга за руку. — Когда мы теряем уверенность в своих силах, Халил становится сильнее. Ведь он только и ждёт, когда мы и наш повелитель поверим, что ничего не можем. Тогда вернутся времена, когда Мехмед был совсем мальчик, а Халил управлял всеми от его имени. Мы должны продолжать войну.

— Я не хочу начинать новый день войны. Даже не хочу выходить из этого шатра, — признался Заганос. — Раз уж ты пришёл, давай останемся здесь. Проведём время, как когда-то в Албании. Будем пить. Ты возьмёшь саз, споёшь мне что-нибудь, расскажешь что-нибудь занятное, что не связано с нашими нынешними делами. Я на время забуду о своей неудаче, и мне станет легче.

Говоря это, он сильнее развернулся к Шехабеддину и вгляделся в его лицо, будто хотел увидеть в нём прежние, юные черты — черты албанских времён. Евнух знал, что с годами изменился и что подобно многим евнухам стареет некрасиво — не просто увядает, а становится похож на старую женщину. Шехабеддин опустил голову, но Заганос, свободной рукой взял его за подбородок, заставил снова посмотреть прямо.

Евнух и сам хотел бы на время забыть о войне, но предлагаемая пирушка была сейчас совсем некстати, поэтому следовало отказаться.

— Мой Искендер, — евнух сильнее сжал руку друга в своих, — неудача, о которой ты хочешь забыть, может обернуться тебе во благо. Да, ты не добился цели, но всегда сможешь сказать, что хотя бы пытался. Если бы не пытался, повелитель спросил бы тебя, почему ты ничего не делаешь.

— И всё же я не хочу сейчас думать об этом. Помоги мне отвлечься. Хочу быть беззаботным. — Заганос, только что сидевший в молитвенной позе, извернулся и расслабленно развалился на коврах, спиной опираясь на друга, как на подушку.

— Нет, перестань. — Шехабеддин одним ловким движением поднялся на ноги, отчего Заганос, лишившись опоры, завалился навзничь. — Если ты продолжишь говорить то, что говоришь, то я стану чувствовать себя джинном.

— Почему? — удивился Заганос, приподымаясь на локте.

— Если джинн полюбит человека, то невольно сводит с ума, опутывает своими чарами так, что мысли человека всё время обращены к джинну. Ты сейчас ведёшь себя неразумно, мой друг, потому что забываешь о том, что скажет повелитель, если мы устроим пирушку. Он скажет: «Что вы празднуете? Мы ещё не захватили город».