Наперегонки со временем - страница 13

Встал вопрос также о том, каким должен быть дом поселенца.

Ассигнования, конечно, были мизерные. Времени не было тоже, а инженеры предлагали такие проекты домов, что ни денег, ни времени для их постройки не было.

Под конец на свет божий появился двоюродный брат «времянок», «жестянок», «полотнянок», а именно — «блокон». Это был четырехугольник длиной в шесть и шириной в четыре метра, построенный из бетонных блоков. В этом здании были две комнаты и небольшое помещение с одним краном, служившее одновременно и кухней, и умывальней. Пол — бетонный. Потолок — из какого-нибудь изоляционного материала, крыша — из красной черепицы. Во дворе — дощатая уборная, без канализации.

В общем и целом — довольно «гадкий утенок».

К концу 1949 года первые «ядры» были готовы к поселению на новых местах. Для поселенцев поставили палатки-времянки в центре проектируемых сел, и они сами должны были построить себе «блоконы», которые будут служить им постоянным жильем. С каждым таким «ядром» отправлялся также инструктор или организатор из старых мошавников. Это были пожилые люди, которым давно уже перевалило за 50, а то и за 60, за спиной у которых были десятки лет изнурительного труда в сельском хозяйстве, и эти годы, конечно, наложили свой отпечаток как на их тело, так и на характер. Дубленые от солнца и ветра лица, сплошь в морщинах, тяжелая походка и неукротимое упрямство.

Они искренне хотели помочь иммигрантам, но не всегда находили с ними общий язык. Дело было даже не столько в языке, которого новички, конечно, еще не успели усвоить, а в той, казалось, непроходимой пропасти, которая разделяла понятия, духовный мир и чаяния тех и других.

Постоянное стремление старожилов рассказать новичкам о великих испытаниях, выпавших на их долю, когда они приехали в страну: лихорадке, голодухе, разбойниках, вооруженных нападениях, засухе и так далее, — чаще всего только сердило новых иммигрантов, выходцев из стран Востока и бывших узников концлагерей. Этих неутомимых рассказчиков о былом даже нарекли «кешебатниками», от слова «кешебати» («когда я приехал»).

Поездки в старые мошавы, которые организовывали для новичков, чтобы они могли воочию убедиться, какого благосостояния можно достичь, поработав десятки лет не покладая рук, явились тоже психологической ошибкой. Новые иммигранты просто не верили, что эти прекрасные особняки, передовые хозяйства, роскошные цитрусовые и фруктовые плантации, были созданы кропотливым трудом буквально в пустыне. Им казалось, что все это богатство досталось хозяевам, что называется, со дня сотворения мира. Сравнение между старожилами с их цветущими мошавами, с одной стороны, и условиями, господствующими в «маабарот» и убогих «блоконах», — вызывали в новых поселенцах как раз неприязненные чувства. «Идеология» мошава тоже была чужда новым иммигрантам.

Один из новых мошавов был создан в долине напротив Тул-Карема, неподалеку от линии перемирия с Иорданией. Это место называлось раньше Бир-Борим; в дальнейшем оно было переименовано в Баротим.

Там поселили в палатках несколько десятков семейств, только недавно прибывших из Чехословакии. Стояла зима, и глиняная почва превратилась в сплошное месиво.

В один из первых вечеров мы приехали туда с группой деятелей «Движения мошавов». Поселенцы собрались в большой палатке, чтобы послушать нас.

Я сидел на деревянной скамье среди этих чешских евреев, одетых в тяжелые «шинели» и обутых в резиновые сапоги, сплошь покрытые грязью. Наш представитель встал и начал читать на иврите доклад о мошавном движении и о принципах мошава. Однако язык не был понятен поселенцам, и вскоре он перешел на идиш. Но и его идиш они не понимали. Эти евреи даже идиш знали плохо, во всяком случае язык нашего представителя они не понимали. А он, между тем, говорил с воодушевлением — то и дело вставляя высказывания и цитаты из трудов основателей рабочего движения в стране, в особенности Берла Каценельсона. Более того, он даже привез с собой в подарок новым поселенцам собрание сочинений Берла на языке иврит: 12 томов, в которых он постоянно рылся, чтобы прочитать вслух множество цитат, то и дело подчеркивая, что он оставит эти тома в подарок новому поселку. В его выступлении так и мелькали слова «Берл Каценельсон» и «подарок».