Нас ленинская партия вела... Воспоминания - страница 5

...После очередного выступления крестьян уезда в местечко Тальное должен был прибыть карательный отряд жандармерии. Все новости в первую очередь можно было услышать у мельницы, куда съезжались хозяева молоть зерно. Владелец мельницы остановил на улице отца:

— Я должен кое-что сказать вам. Пусть ваш сын Михаил сейчас же уходит из местечка, иначе ему не поздоровится.

— А что такое? — взволновался отец.

— Завтра отряд карателей будет здесь, — сообщил мельник.

— И мой Миша...

— Да, ваш Миша. Мне всё известно. Имейте в виду!

Отца охватил страх. Значит, Миша такой же, как и Таня? Куда этого отправить? Тоже в Одессу? Или в Умань? Но у него семья, ребёнок. А может, люди наговаривают?

Отец не знал, что в его доме хранятся прокламации и оружие, что в комнате сына происходят тайные собрания. Придя домой, он серьёзно поговорил с Михаилом, велел прятаться. Михаил сказал сестре:

— Полина, вот список наших товарищей, беги по домам, предупреди: возможен налёт жандармов. Список потом сожги.

Полина, совсем ещё девочка, стучалась в дома, предупреждала. Наступившая ночь не остановила её. Преодолевая страх, она продолжала обход. Вернулась домой поздно. Отец строго спросил:

— Где была?

— Я посылал, — ответил за сестру Михаил.

Отец разбранил обоих. Он тщательно осмотрел все углы дома, не доверяя детям. Ничего предосудительного не нашёл, Михаил и Полина успели завернуть револьверы в чистые тряпки, спрятать в жестяную коробку из-под монпансье и бросить в бочку с соленьями.

Отец и мать снаряжали Михаила в дорогу, когда в местечко въехали жандармы. Пришлось наспех искать убежище. Поблизости, кроме соседского погреба-ледника, ничего подходящего не было. Михаил спрятался там.

Жандармы ворвались в дом, перерыли вещи в шкафах, комоде, сундуках, заглянули на чердак, в подпол, под кровати — ничего не нашли. Офицер погрозил пальцем отцу:

— Смотрите мне тут, зна-а-а-аю я вас! Где сын?

— Уехал. В Умани он, — сказал отец.

Отряд пробыл в местечке несколько дней, Михаил не мог выйти из убежища, сидел на леднике, прикрытом соломой... Когда его перевели в дом, он кашлял. Врач сказал, что у брата воспаление лёгких. Надо было везти в Киев к профессорам, но для этого у отца не было денег, лечили домашними средствами. Брат умер от скоротечной чахотки. Он был любимым сыном. Мать тосковала, убивалась, через несколько месяцев угасла вслед за сыном...

Об этом я ничего не знала. Вместе с активными социал-демократами Одессы, рекомендовавшими меня в партию, Гусевым, Афанасьевым, Мовшовичем, я продолжала трудиться. Брошюру Ленина «Объяснение закона о штрафах, взимаемых с рабочих» прочла преданным нашему делу работницам уксусной фабрики. Оттуда меня вскоре тоже выдворили.

Долго не пришлось горевать. Друзья переговорили с одной из мастериц чайной фабрики, и я пошла туда работать расфасовщицей.

Вместе с другими пропагандистами я рассказывала работницам правду о царском самодержавии, о притеснениях на фабрике. Меня выследили, арестовали, я просидела в тюрьме несколько месяцев. Одесские родственники боялись близко подходить к тюремным воротам, а в Тальном было не до меня. Лишь товарищи по партии не забывали, слали передачи и обнадёживающие записки.

После того как меня выпустили из тюрьмы, я вошла в состав Одесского городского комитета РСДРП. С утра до позднего вечера, а то и по ночам выполняла партийные поручения.

Известие о смерти брата и матери опечалило меня, хотела съездить в Тальное, хотя ничем помочь не могла. Но грозные события 1905 года отодвинули всё личное на задний план.

Волны революционной бури докатились до Одессы, разрастаясь здесь не менее широко, чем в других крупных центрах России.

До нас дошла страшная весть о кровавом злодеянии царя — расстреле петербургских рабочих 9 января. Большевики Одессы постарались рассказать об этом всем жителям города — выпустили листовки, ораторы в гневных речах призывали к забастовкам, к решительной борьбе с царизмом.

В ответ на эти призывы поднялась трудовая Одесса. Первыми забастовали рабочие завода Гена, их дружно поддержали другие. Во второй листовке большевики призывали: «Продолжайте стачку, держитесь твёрдо. Без ваших рук угнетатели капиталисты и правительство слишком слабы, стачка бьёт их больно, она — сильнейшее оружие».