Настоящая фантастика 2018 [антология] - страница 40

стр.

— Вот, номер двадцать два. — Сторож не стал дружелюбнее, даже когда Блаз достал кредитку. — В автомате лапша, сэндвичи и растворимое пюре. В такое время уже никто не готовит.

— Я разберусь.

— Ну тогда иди. — Голос ночного сторожа звучал укором. — Вот тебе ключ.

Идите, мысленно поправил Блаз. Но вслух не сказал ничего. Взял ключ и зашагал к лестнице. Первая лампочка, источавшая желтоватый свет, висела двумя этажами выше. Коридоры пусты, на ступенях разводы от тряпки, под потолком — черт знает, что там, в тенях, но, наверное, тоже признаки запустения. И это блеклое мерцание! Да уж, даже свет здесь нужно хорошенько отмыть.

Блаз уже сомневался, что хочет провести в мотеле хоть час, но сердце прихватило немилосердно, Штех мечтал о стакане воды, таблетке и любой кровати, просто чтоб рухнуть и отлежаться.

А за дверью ждала чернота. Блаз потрогал стены, а после клацнул зажигалкой, высветив выключатель на уровне пояса.

В тесном номере царил запах пыли. Но постель оказалась чистой, хоть и попахивала стиральным порошком. Штех трясущимися руками выудил из кармана таблетки, запил водой из-под крана и упал на кровать.

Черт.

Черт-черт-черт!

Преступник. Надко Стрый, это его настоящее имя, по паспорту. Когда Блаз впервые встретил ублюдка, еще не зная, что это и есть убийца, — Штех все думал, что ему можно дать и пятьдесят, и шестьдесят… а может, сорок. Тысяча девятьсот семидесятый год, так говорили по радио поначалу, а потом оказалось, что вовсе даже шестьдесят первый.

Надко Стрый должен быть уже у границы. А Блазу нужно собраться, встать и пойти узнать, когда тут проезжал белый «Крайес». А, впрочем, что может видеть сторож, если выходит покурить раз в час?

Встать и спуститься вниз, опросить сторожа.

Он только подождет чуть-чуть, пока лекарство подействует. Совсем немного.

Четыре часа отделяли его от преступника, когда Штех выехал в погоню, и всего-то полтора — сейчас. Но теперь убийца уж, верно, на границе, а колотье в груди все не стихает, и нужно просто подождать. Быть может, он еще и не останется надолго.

Может…


Может, ему и нужно было пошевелиться самому. Представить что-то приятное вместо гребаной работы. А он так устал, так устал!.. тверд, но совсем ничего не чувствует. В голове осталась единственная мысль: «Давай скорее! Ну сколько можно?»

Вверх-вниз, вверх-вниз, кровать поскрипывает с каждым движением.

Наконец, Алица получила что хотела. А он так ничего и не ощутил. Жена перекинула через него располневшую за последний год ногу и сползла с Блаза. Уселась рядом. Улыбнулась. Взялась довести его руками.

«Ну же, черт возьми! Тебе едва за тридцать, не старик еще!»

Блаз скользнул взглядом по влажным губам, ключицам, еще ниже, к коричневым соскам. Да! Руками — получилось. И довольно обильно. Хотя, видит бог, он испытал бы больше удовольствия, просто соскользнув в сон. Или если б дирекция не грозилась вышвырнуть всю их охранную службу и его в том числе.

Блаз так и остался лежать на кровати, раскинув руки, даже когда Алица встала и пересекла комнату. Улыбка сползла с ее лица.

Горлышко бутылки цокнуло о край бокала.

— Ты знаешь, что мне наплевать. — Жена подняла абсолютно трезвый взгляд, лишь легкий румянец на щеках. С вызовом повторила: — Плевать, что ты думаешь!

Взяла бокал, мгновение глядя поверх края. Глотнула.

Да, Блазей знал. «Это останавливает мысли, — говорила Алица. — Мельницу, которая мелет и мелет вопросы. Колеса Молоха». Для женщины она вовсе не глупа, куда умней его. Штеху даже пришлось порыться в Сети, чтобы выяснить, кто такой Молох. «Не думать, — говорила Алица. — Проснуться, к полудню выпить — и так, покуда не захочется спать, а вечером повторить».

Взгляд трезвый, но он не обманывался: жена пьет достаточно, чтобы не пьянеть от полбутылки вина. Разве что движения стали чуть заторможенными.

«Ну да, я виноват, я знаю. Но, черт, не я заставил тебя пить! Это был твой выбор, ты сама…» Блаз хотел ответить, но с губ сорвалось шипение напополам со стоном. Сдавленное мычание. Левая половина рта не двигалась.

Темнота.

Шипение и треск.

Темнота.

Уже проснувшись, он невнятно бормотал: «Не я заставил, не я, это не я…» Блаз лежал на животе, левая сторона лица прижалась к подушке так тесно, что не разлепить губ.