Назарка-атаман - страница 9

стр.

Анисим, вишь, у них начальником каким-то был.

Ну, мне влепили плетей десять и отпустили на все четыре стороны.

— Иди, говорят, старый чорт, да по попадайся…

— И на это спаси Христос…

Больше ничего не слышал Тараска. Свежая ночь и пахучие снопы убаюкали измученного парня.


* * *

— Малец, а малец, вставай!.. Уже разгулялось…

Тараска открыл глаза и тут лее зажмурился, до того сильно и ярко хлестало солнце.

Федорыч запрягал лошадей.

— Вставай, а то мы сейчас уедем…

Быстро вскочил с теплого места.

Федорыч указал ему дорогу.

Не успел Тараска пройти шагов двести, как сразу, с боку засверкал и пруд. Вон и полоса отца. Вон и мать в люльке Дуньку качает.

Побежал, сломя голову.

Мать как увидела, так и ахнула.

— Кормилицы!.. Да где же ты был? Вся душа истомилась…

Отец бросил жать, подошел, отирая нот.

— Ну п напугал! Мать-то ревела всю ночь…

— Молоко-то я… Молоко…

— Ну, что молоко?..

— Разбил… Горшок разбил…

— Ну его к шуту и молоко… Сам-то, слава богу, жив вернулся…

— Хотел было я тебе уши драть, — угрюмо проговорил отец. — Где ты был, сучий сын?.. Разиня…

Тараска стал рассказывать, а отец ответил вставая:

— Зря тебя волки не слопали!

— А я, тятька, не боюсь!.. Я теперь бедовый!.. А ты слышал, как Федорыч был у белых и как его хотели расстрелять?..

— Нет. Ты нешто знаешь? — удивился отец.

— А я знаю! Вот ужо расскажу. Мама, давай Дуньку качать!..

РАСЧЕТНАЯ КНИЖКА

Хорошо на заводе. Целый город. Трубы до неба, дымятся без конца.

По двору, по рельсам-узколейке ползет паровоз.

Постоянный, беспрерывный гул. Это в цехах. В литейной или прокатной тяжело дышат печи, мигают пламенем. Визжат краны-подъемники, и вдруг с грохотом срываются цепи и железо. И долго эхо разносит этот грохот по всему заводу.

Кто не знает завода, страшно покажется.

Петровна, мать Данилки, работает в болтовом цехе. Длинный, прокопченый корпус. Согнувшись над прессами, работницы следят не отрываясь, как машина ровно постукивает:

— Так-так… Так-так…

Отлетают в сторону гайки, болты. Работа не очень трудная, сидеть, следи только, чтоб болт правильно и во время в ямку под пресс попал.


* * *

— Петровна, кончай!.. — блестит зубами комсомолка Наташа.

Все работницы в серой, грубой прозодежде. От работы вся прозодежда почернела. Блестят металлической копотью и лица.

— Ой, бабоньки, не выгоню норму… — охает Петровна, — недужится мне…

— Да что с тобой? — подскочила Наташа.

— Надорвалась она, — объяснила соседка, бойко отбивая гайки. — Шутка ли, заставляют оттаскивать ящики по четыре пуда в каждом…

Заговорились работницы. Не женская работа, вишь. Здесь. При старом хозяине-французе бабы не работали. Война началась, их стали принимать. После уж, кто без мужа и вовсе остался — с фронта не вернулся. Кормиться надо, так на заводе и пришлось остаться.

Петровна в большом уважении. У ней муж Павел Кузнецов большевиком оказался, за революцию погиб.

Раньше бедно жил, а грамотный был. Как пошли Советы защищать, первый в отряд красноармейцев пошел. А теперь большой красный дом, что напротив завода — клуб — в честь товарища Кузнецова прозывается.

«Отдохнуть бы… Подмоги нет…», думает, и мысль о детях (дома трое остались) затуманила усталую голову.

Ходит по цеху мастер. Злой. Бритый, ровно англичанин. Трубкой дымит, скользит взглядом из-под густых бровей по работницам.

Давно бы уволил Петровну, слаба совсем, норму не выгоняет в последнее время, да ячейка раз навсегда наотрез ему приказала:

— Кузнецова Анисья не подлежит сокращению. Ей и вовсе пособие нужно давать… У ней дети…

Задымил еще пуще трубкой мастер. Ничего не сказал.

Как завыл гудок на смену, ровно сорвалось что. Выходили беспорядочной кучей из черной двери табельной и веером рассыпались по улице.

Петровна охала. Поправив платок, она последней протискалась к выходу.

Итти трудно.

Перед мостом, переходя через железную дорогу мальчишки, сцепившись, волтузили друг друга.

— Батюшки!.. Кого это?.. Разойдитесь!..

Но мальчишки, увлеченные дракой, продолжали лупцовать кулаками. Норовили ударить особенно одного.

— Петровна! Гляди, твоего Данилку бузуют!..

— Ах, вы… Разойдитесь!.. Вот петухи-то…! Рабочие, закуривая на ходу, посмеивались: