Не только память - страница 12

Национализация дала правительству возможность распоряжаться рапсе недоступными деньгами, запасами, лежавшими без пользы для Бирмы в банках. И львиная доля этих средств пошла на ссуды крестьянам, на финансирование сельскохозяйственных объектов.

Город Пегу. Древний город, окруженный невысокими холмами; каждый из них хранит развалившуюся пагоду или храм. Сразу за городом мы попали в затор. Узкое шоссе было забито джипами, громоздкими, допотопными автобусами, грузовиками, велорикшами, пролетками — все ехали, вернее, старались ехать в одном направлении, туда же, куда и мы, — на север.

— Пагодный праздник? Футбольный матч между сборной Пегу и Таунгу? Приземлились марсиане?

Мы разыскали в столпотворении белую каску полицейского. И тот, подивившись нашей наивности, объяснил словоохотливо и снисходительно:

— Праздник уборки риса. Не слышали никогда? Видно, в первый раз в Бирме. Весь город там. Сам бригадир Тин Пе только что проехал. И еле-еле пробрался. А вам придется подождать. Если хотите, можете пройти пешком. А то все равно пробираться часа два. Не меньше.

Мы решили воспользоваться советом и оставили машину.

И сразу нас подхватил поток людей. Легкая желтая пыль висела над обочинами, но она не скрывала буйного веселья бирманских красок. Бирманцы одеваются ярко; по сравнению с рангунской улицей московская покажется серой и скучной. В Бирме любое собрание или шествие кажется похожим на выставку вятской игрушки. Много белого. Белые цветы в волосах у девушек, белые рубашки мужчин, белые или очень светлые блузки женщин. Но юбки — и мужские (лоунджи), и женские (тамейн) — всех цветов радуги. Правда, мужские посдержаннее, часто клетчатые, как ковбойки, иногда переливчатые, как майские жуки. Женские — синие, желтые, красные, лиловые, розовые с серебряными и золотыми цветами, с пестрыми узорами. Каждая школа имеет свою форменную юбку. Рангунская образцовая — синюю, школа Мьома — зеленую, Центральная женская — малиновую. И под стать одежде яркие краски встречают тебя в любой пагоде: пагода белая с золотом, но ее обязательно окружают другие постройки, выкрашенные в самые яркие цвета. Раскрашены и скульптуры, и чинте, и охранители пагод, и среди всего этого красочного столпотворения не спеша бродят монахи, одетые в ярко-оранжевые тоги, и монашенки в розовых тогах с малиновыми или пурпурными накидками. А над всем этим яркое солнце. Уж если светит, то во всю мочь, а если идет дождь, то идет так сильно, что в мгновение ока смывает всю пыль. Но краски становятся только ярче. Вся природа Бирмы участвует в создании этой красочной симфонии: деревья цветут так, что не видно листьев, в лесу летают синие птицы и зеленые попугаи, маленькие корольки с золотыми коронами вьют на баньянах гнезда, похожие на груши, бабочки размером в две ладони кажутся выдумкой трехлетнего мальчишки, которому дали краски. И, глядя на все это, понимаешь, что ничего удивительного нет в любви народа к ярким цветам, — по-другому в Бирме и быть не могло.

Чем ближе к полю, на котором проходил праздник, тем гуще толпа. Кончились последние деревья окраин Пегу и с ними спасительная тень. А впереди в пыли показались неясные очертания огромной фигуры. Только минут через десять, подойдя поближе, мы поняли, что над полями стоит многометровый фанерный крестьянин с серпом в руках. Там, за крестьянином, и проходил праздник уборки риса.

Еще десять минут медленного шествия под солнцем, и мы попали под длинный навес. Навес окружал рисовое поле. Вернее, участок поля размером в три футбольных. По этому участку прокосили прямые дорожки, так что перед зрителями была шахматная доска, каждая клетка которой — сто квадратных метров.

— Начинаются полуфинальные соревнования на личное первенство Нижней Бирмы, — сказал диктор. — Вызываются команды Пегу, Таунгу, Ньяунлебина, Во, Шведжина…

На ближние к нам делянки вышли участники соревнований, каждый с длинным серпом в руке. Серьезные, окруженные болельщиками и подбадриваемые земляками на трибунах. За каждым участником шел капитан команды с флагом того же цвета, что и лоунджи участника.