Небеса чистого пламени - страница 12
Мужчина в гоглах глубоко вздохнул, а потом прошептал молитву Анубису.
Пламень хотел, чтобы бог все увидел — и приготовил богу место в первом ряду.
Если быть точным — двум богам сразу.
— Что значит, вы не можете выделить мне дирижабль? Я проработал в этой дрянной конторе сорок лет! — Бредэнс наливался алой краской, и если в большинстве случаев это просто красивая метафора, то лицо Невпопадса буквально багровело. — Я уже работал здесь, когда ты еще в пленки…
— Сэр, — промямлил молодой жандарм в приемной, уже пожалевший, что вообще родился, — сэр, вы уже говорили это трижды, я все понимаю, но правила есть правила…
— Сынок, ты вообще помнишь, чтобы Жандармерия когда-нибудь соблюдала правила?! — Бредэнс резко, будто на пружине, вытянул шею вперед — кожаная фуражка с крестом-Анкхом чуть не свалилась. — Мы придумываем правила для остальных! И чему вас только учат…
— Да, сэр, конечно, — желание не родиться постепенно сменялось в голове молодого жандарма мыслью о том, чтобы его поразила молния, тело обратилось слизь, под ногами разверзлась преисподняя — да в принципе, чтобы случилось что угодно, но только не Бредэнс Невпопадс.
А Бредэнс Невпопадс умел именно что случаться.
Как и большинство людей — особенно в таком преклонном возрасте — жандарм обычно воспринимал события со спокойствием улитки, размеренно относясь во все ко всему — но случались в жизни такие моменты (это еще надо было постараться довести Невпопадса до такого), когда жандарм натурально выходил из себя, и все мнимое спокойствие уступало место такому шквалу изголодавшегося гнева, что он мог смести целые города и страны с лица земли. Хотя, сравнение это не совсем тактично — все-таки, природную стихию мало что может остановить, разве что иная природная стихия. Другое дело… допустим, алхимический элемент. Да, точно, Бредэнс Невпопадс в моменты гнева напоминал какой-нибудь алхимический элемент, бурно кипящий от катализатора и взаимодействия с окружающий средой.
А любую бурную реакцию можно загасить подходящим нейтрализатором.
Алексис Оссмий таковым и был.
Цирюльник положил тяжелую руку на плечо жандарму — все равно, что опустить туда пять каменных плит — и сказал:
— Я боюсь, что правила и вправду есть правила.
— Правила?! Да для кого они писаны, эти правила…
— Например, для нас, — устало вздохнул цирюльник и, как буксир, оттянул Бредэнса от бедного юноши, который уже не находил себе места в кресле. Когда лицо Невпопадса оказалось на достаточном расстоянии от молодого жандарма, тот обмяк, снял фуражку — без изображения — и протер вспотевшие волосы.
Взъерошенный Бредэнс с татуировкой ока Гора вокруг глаза напоминал новорожденного орленка, случайно выпавшего из гнезда и искупавшегося в горной реке.
— И что ты наделал?! — шикнул тот, шмыгая носом — видимо, пропуск очередного вечернего приема «песка Сета» давал о себе знать. — Я почти уломал его! Ты видел, как он обмяк?!
— У тебя все равно бы ничего не вышло. Точнее, вышло бы, конечно, — поправился цирюльник, — но нас бы никто не пустил дальше. Я не думаю, что у людей в бесконечных коридорах Жандармерии не возникло бы вопросов.
— Да, они в этом лабиринте похуже Минотавров, — кивнул Невпопадс. Цвет его лица из налитого насыщенным багрянцем резко сменился на практически мертвецки-белый. — Но тогда мы остаемся без дирижабля. Да здравствуют горящие небеса!
— Ну почему же, — улыбнулся Алексис, проведя рукой по лысине. — Я же говорил именно про коридоры. А мы просто… минуем коридоры. Сомневаюсь, что дирижабли, даже небольшие, вы держите под крышей.
Глазки Бредэнса на белом лице засветились желтым — последствия «песка Сета» — и забегали.
— Только не говори, что у тебя начались галлюцинации, — насторожился Алексис.
— О нет, — жандарм натянул фуражку. — Я тебе внимательно, очень внимательно слушаю.
Ночью А́мнибус загорался миллиардами огней, практически всегда — желтоватых, и покрывался словно россыпью из теплых звезд, застилающих серебренные шпили домов мягким светом, который тревожили лишь махины-дирижабли — большие тени на фоне освещенного со всех сторон, светящегося