Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - страница 24

стр.

Выше поселка слева в Блуждающий впадает ручей Шайтан, на правом водоразделе которого в 2 км от поселка находился рудник.

В устье Шайтана, в долине Блуждающего находился лагерь. Место было тоскливое и безрадостное. Полное отсутствие древесной, кустарниковой и всякой другой растительности характерно для этого места, так же как и для поселка вольнонаемных. Голые склоны сопок, покрытых лишь осыпями крупного оскольчатого ржавого щебня там, где были роговики, и развалины крупных серых глыб с пятнами лишайника на гранитных сопках. Даже мох не растет здесь, ни ягель, ни сфагнум. Только лишайник можно увидеть на гранитных глыбах.

За водоразделом, на котором находился рудник, в долине притока Детрина речки Вакханка располагалась обогатительная фабрика, перерабатывавшая добываемую на руднике руду. Поселок фабрики был на расстоянии немногим более 10 км от рудничного. Но не только расстояние разделяет их. Между ними лежит высокий перевал, особенно труднодоступный он со стороны обогатительной фабрики. Здесь гораздо круче и гораздо выше, чем со стороны рудничного поселка. Высота перевала со стороны Вакханки в два с лишним раза выше, чем со стороны Бутугычага.


Поселок Бутугычаг. Начало 50-х гг. ХХ века.


Обогатительная фабрика и ее поселок располагались на гораздо более живописном и привлекательном месте, чем рудничный поселок, не говоря уже о руднике. Здесь намного ниже и теплее. В довольно широкой долине протекает речка, и хотя лиственничный лес здесь в значительной степени тоже вырублен, все же остается много молодняка и вообще много зелени. Склоны долины покрыты кустарником кедрового стланика и лиственничным молодняком в нижней части. На берегах — заросли лозы и тальника. Кое-где растут травы.

До 1942 года в поселке была единственная собака, которую звали Штрек, и не было больше никакой живности — ни кошек, ни кур. Я это хорошо знаю, потому что родившаяся там моя племянница Нэля, которую в возрасте 2 года 9 месяцев привезли в Усть-Омчуг, долго звала всех собак единственной известной ей кличкой, пугалась куриц и кошек, а о деревьях спрашивала: «Что это?», и на лице у нее при этом было написано большое удивление.

Скучно было в это время в рудничном поселке. Развлечений не было никаких, не было кино, потому что не было клуба, и нельзя было привезти фильм, так как дороги не было. Аэродром еще не подсох как следует, и потому самолеты не могли здесь садиться, чтобы доставить хотя бы газету. Один раз на моих глазах над поселком появился У-2 и сбросил почту. Я видел, как от самолета отделился белый комочек и понесся к земле. Потом он исчез, а на этом месте, на крыше большого больничного здания, стоявшего посреди лагеря, появилась черная дыра, пробитая этим комочком.

В середине мая мы с братом два раза ходили на аэродром встречать его жену. В первый раз сходили впустую, так как рейс самолета тогда не состоялся, кажется, из-за того, что площадка еще недостаточно просохла. Кажется, второй наш поход был успешным. Мы встретили Лилю, а потом она ехала верхом на лошади, которую Воля там достал, а мы шагали пешком.

Я продолжал готовиться к полевым работам, комплектовал партию, два или три раза ходил на субботник по сбору касситерита. На этом руднике оловянный камень был (именно был, потому что теперь его уже нет) особенно необыкновенно красив. Крупные (20 мм в поперечнике) квадратные, дипирамидальные кристаллы образовывали красивейшие сплошные друзы или щетки с горным хрусталем и с исландским шпатом. Должно быть, далеко не все геологические музеи мира, а лишь некоторые, редкие из них имеют такие экспонаты. Во всяком случае подобных им нет в нашем горном институте. Должно быть, можно было бы больше пользы извлечь из эксплуатации этого месторождения, если бы продавать всю руду в виде образцов для музеев всего мира. Но стране нужен был этот военный металл, и никто не думал о том, чтобы из него извлекать больше пользы.

Наконец в конце мая мне подобрали рабочих: Алексея Ивановича Сазонова, Галина, Евпанешникова, Сафронова, Галаудзе и промывальщика, бывшего конокрада Василия Рукаса. Можно было начинать работу.