Нобелевский лауреат - страница 55

«Почему кругом одно невезение, — подумала Ванда. — А ведь я была уверена, что хуже уже не может быть».

Нужно выспаться и обо всем забыть. Если не поможет, то, по крайней мере, не навредит.

Это был единственный план, который созрел к тому моменту, когда она вернулась домой. Часы показывали почти полночь.

Ванда решила принять душ. В этом удовольствии она не могла себе отказать. Она встала под горячие струи и стояла так до тех пор, пока пальцы на ногах не покраснели. Она так бы и жила под душем, если бы это было возможно. Или могла бы поставить кровать в ванной и спать под водяными струями.

И тут Ванда почувствовала, что острые, жгучие, как раскаленный песок, слова Гертельсмановой книги вновь овладевают ее сознанием, словно решив поселиться там навсегда. Как будто она подцепила какой-то устойчивый вирус, от которого нет спасения. Если бы ее спросили, о чем «Кровавый рассвет», она не смогла бы ответить. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что выполнила один пункт своего, все еще бесполезного, плана — прочитала книгу. Однако несмотря на то, что она прочитана, каким-то невероятным образом он продолжает ее преследовать.

Ванда вспомнила о настойчивом совете Настасьи Вокс еще при первом их разговоре. А что, если литературный агент просто-напросто обманула ее? Попыталась направить по ложному следу и теперь издевательски смеется над ней? Ведь мисс Вокс недвусмысленно дала понять, что болгарскую полицию она воспринимает только как досадную и неизбежную данность, а инспектора Беловскую — чуть ли не как личного врага.

Но даже если в книге нет ничего особенного, Ванда не станет сердиться на Гертельсмана. И если там действительно закодирован некий ключ к пониманию произошедшего, который она не смогла бы получить иным способом, ей кто-то должен помочь, потому что она постепенно приходит к выводу, что в одиночку с творчеством Гертельсмана ей не справиться.

Ванда вышла из ванной, тщательно высушила волосы и решила принять снотворное. Она редко прибегала к таблеткам — они на нее не действовали, — но сейчас у нее не было иного выбора. Нашла бутылочку с лекарством, и взгляд ее случайно упал на печать, обозначавшую срок годности. Он истек еще два с половиной месяца назад. Обычно она принимала две таблетки, но сейчас решила принять три. Немного поколебалась, не принять ли четыре, но потом от этой мысли отказалась.

В крайнем случае, завтра не сможет проснуться.

Она налила в чашку воды из-под крана и запила таблетки. Вода оказалась теплой и почему-то пахла резиной.

Когда Ванда легла в постель, было уже далеко за полночь.

Совсем, как мать, мелькнуло в голове. А вдруг и я стану такой же, и подобно ей буду постоянно испытывать ярость, которая постепенно останется моей единственной связью с миром?

Нет, этого просто не может быть. Во-первых, Ванда выше матери на полторы головы и моложе на целых тридцать четыре года. Кроме того, у нее нет детей, и именно этот факт, как считала Ванда, поможет уберечь от нее других, если с годами она станет невыносимой, потому как других просто не будет рядом.

Несмотря на то, что постель была холодной, распаренное горячей водой, пахнувшее ароматным мылом тело нежилось, предвкушая сладкий сон до утра.

Ванда протянула руку, намереваясь выключить настольную лампу, и тут увидела на тумбочке книгу Гертельсмана «Бедняки». Как она оказалась там, Ванда не знала. Она не помнила, когда принесла ее из кухни, где накануне вечером пыталась ее читать.

«Ничего себе», — подумала Ванда, боязливо протягивая к ней руку, словно это был пугливый зверек, который в любую секунду мог убежать.

Обложка книги была светлая и гладкая на ощупь. Ванда взяла ее и перевернулась на спину. Все равно должно пройти немного времени, пока подействует снотворное. Так что ничего не случится, если она прочитает несколько страниц, пока глаза начнут сами закрываться.

Но через полтора часа она горько пожалела о своем легкомысленном решении, ибо сон никак не шел, и ей ничего не оставалось, как продолжить читать книгу, потому что до утра все равно делать было нечего.

Двое мужчин шагали прямо по мокрой траве, не выбирая дороги. Трава пружинила у них под ногами, пригибаясь к земле и вновь выпрямляясь, будто резкий утренний воздух тянул вверх зеленые ростки сильнее, чем земля, державшая их корни мокрой грязной рукой. Издалека мужчины выглядели такими же мокрыми и тонкими, как ростки, только более темными и жилистыми. Вокруг простирались террасы зеленых полян, словно какой-то начинающий садовод решил было осуществить свою безумную идею и разбить на этих сухих низких склонах сказочный сад, но потом работа ему наскучила и он забросил начатое. И теперь никому не нужная земля пустовала.