Нобелевский лауреат - страница 58

— Почему бы вам не вызвать подкрепление из города? — спросила Ванда.

— А это и есть подкрепление, — инспектор головой указал в сторону полицейских. — Больше не дали. Говорят: ситуация не такая уж сложная, беспорядков нет, так что чего мы еще хотим?

— А труп? — спросил Крыстанов.

— Я думаю, что это не тот, кого мы ищем, но решили не трогать, пока вы не приедете. Остальное, как я вам и сказал: мужчина, возраст пятьдесят пять — шестьдесят лет, на затылке огнестрельная рана. Документов при нем не оказалось. Похоже на преднамеренное убийство. Кроме того, по всему видно, что застрелили не здесь, что доказывает положение его тела и то, что он абсолютно обескровлен. Сейчас пытаемся установить, как он здесь оказался. Ребята, которые его нашли и из-за которых весь этот цыганский балаган, обнаружили его в полвосьмого утра и сразу побежали доложить в местную управу, а уже мэр позвонил нам. Они утверждают, что шли в город, но, наверное, врут. Во-первых, город в другой стороне. А во-вторых, если они направлялись в город, то что они делали тут, под линиями электропередач? По-моему, они собирались красть провода со столбов. Здесь, в Малиново, только и делают, что воруют электропровода. В прошлом году один таким образом заживо сгорел, но думаете, это их остановило? Они ничего не боятся.

— Может быть, кто-нибудь из сельчан видел что-то или слышал? — спросила Ванда.

— Ну, это мы теперь начнем проверять, если вообще это возможно проверить. — Стоев вдруг увидел в руке окурок, бросил его на землю и стал топтать, словно надеясь, что грязь поглотит его без следа.

Они спустились в овраг, где все так же весело журчал ручей, хотя вода стала мутной от многочисленной грязной обуви полицейских, которые бродили здесь с самого утра. Труп был спрятан в кустах шиповника. Фотограф уже заснял его. Судебный медик тоже закончил свою работу и теперь примостился на нагретом солнцем камне и курил. Он ничего не добавил к тому, что уже сказал им инспектор Стоев, только уточнил, что труп столкнули вниз по склону, а когда он скатился, наспех замаскировали его в кустах шиповника.

Ванда присела на корточки рядом с убитым. Ей очень хотелось с первого взгляда определить, что Гертельсман и убитый человек не имеют ничего общего, что труп просто не может принадлежать нобелевскому лауреату. Открытые глаза серо-голубого цвета, голова — мокрая от того, что он лежал в воде. Он не был похож на Гертельсмана, но это не означало, что он не может им быть. Ванда никак не могла понять, что их отличает друг от друга. Разумеется, она никогда не видела писателя вживую, кроме того, хорошо знала, как быстро смерть изменяет человеческое лицо, словно единственная ее задача — доказать нам, что все человеческие существа схожи друг с другом.

«Смерть, — подумала Ванда, — наглядно демонстрирует всем нам, что мы сделаны по одному шаблону».

Но тем не менее, этот человек, лежащий у нее в ногах, кем-то же был, однако с каждой секундой он превращался в абстрактное ничто, становился прошлым. Да, она не могла с первого взгляда определить, чего ей хочется больше: чтобы он им был или чтобы не был. Она всю ночь читала «Бедняков», потому что никак не могла заснуть, а заснуть не могла потому, что была под впечатлением от книги. Но это не имело отношения ни к смерти Гертельсмана, ни к трупу мужчины, над которым она сейчас склонилась, испытывая какое-то странное, непрофессиональное волнение.

— Ну? — голос Крыстанова вернул ее к действительности, хотя его почти заглушили вопли толпы.

Ванда не ответила. Она была уверена, что в этот момент он смотрит не на труп, а на нее. У нее вдруг появилась абсурдная мысль, что, возможно, Явор сейчас воспринимает ее и лежащий в траве труп как единое целое. Ванда из опыта знала, что в те минуты, которые она провела рядом с мертвым телом, между ними протянулись нити невидимой связи, которые Ванде никогда не удастся разорвать. С этой минуты они навсегда связаны, независимо от личности убитого, который, наверное, еще недавно был жив. Ей вдруг захотелось прикоснуться к телу, но она испытывала страх, словно ребенок. Да к тому же этот ее жест мог бы показаться окружающим по меньшей мере странным.