О Господи, о Боже мой! - страница 10

Альбом мы смотрели, держа на коленях, в тот день, когда уже решено было ехать. Тихое счастье спустилось на нас, и мы забыли про 12 км до станции и про весь чрезвычайно ценный хлам, который нам надо туда доставить. Эта напасть дошла наконец до сознания, мы вскочили, набили рюкзаки, затолкали в ведра и корзины все самое необходимое, но поднять не смогли. Я бегала за трактором — тщетно. Нагрузились и все-таки пошли. Большая часть добра так и осталась в гостеприимном клубе в деревне с хрупким названием Ветажетка. Прошли мы совсем немного и свалились, прижались лопатками (нет, не ладонями) к родной земле. Стемнело, пару раз подъезжали пьяные мотоциклисты, ослепляли фарами, но, видя безнадежность знакомства, делали круг и уезжали. И вдруг затарахтело по-настоящему. Мы вскочили. Трактор! Погрузились в тракторную телегу. Торжествовали, благословляли тракториста, Провидение. Убеждались, что мы ими не забыты.

Трактор мчал, как вихрь, по ночной дороге, никого не брал из встречных — поперечных и доставил нас к знакомой сторожке на станции Жукопа. Мы ночевали здесь втроем, когда ехали с дядей Андрюшей и надеждами в эту сторону. Тогда в сторожке было пусто, мы славно поспали, накрывшись газетами, на трех лавках, имевшихся тут как раз по числу ночлежников. Провидение уже тогда присматривало за нами.

Сейчас в сторожке люди набились плотно — ни протолкнуться, ни продохнуть — все курили махру. У нас была проблема: мне надо было ехать в Москву за документами, а Маше — возвращаться в гармаевский лагерь. Как с вещами? Правда, пеших переходов не предполагалось, но посадку и две пересадки не миновать. Мой поезд уходил раньше. Я стала обращаться ко всем и в окошко, чтобы помогли Маше сесть в поезд, погрузиться с вещами. Мне обещали. Мой поезд подошел, я вскочила (стоянка 1 минута). В вагоне тоже набилось народу — под первое сентября — в том числе и того, который обещал помочь Маше.

А Маша в результате проспала в пустой сторожке, на любимой лавке, в спальном мешке и проснулась, когда утренний поезд уже стоял. Кто-то покричал, чтобы подождали, кто-то помахал, кто-то подтащил рюкзаки и корзинки и закинул спальный мешок в тамбур. Худо-ли бедно, Кролик доехал целый и невредимый и общественное добро доставил в лучшем виде.

Она была на самом деле как кролик — круглая фигурка с маленькими лапками. Щечки-глазки, нос большой, но хорошей формы (который, правда, не умел ходить вверх-вниз по-кроличьи), но главное — это два передних зубка: точно кроличьи. И чудесная улыбка.

Через какие-то считанные дни я прибыла в лагерь под дубами со своим московским котом — рыжим Ванюшей. Застала опять только лишь исход, он был похож на бегство, будто сзади гналось войско фараона. Многие из тех, кого я привела сюда, кто хотел продолжения сказки, уезжали. Вопросов никто не задавал, было просто некогда. Беременные женщины, дети осаждали смешной деревенский автобус. Поляна опустела.

Эх, генерал Куропаткин, допрежний владелец этих мест, хорошо, что вы, скорей всего, ничего не видите. Вы лежите на заросшем кладбище за деревней Шешурино, с надписью на скромном памятнике — собственными вашими словами: «Высокая честь любить землю и научно уметь трудиться на ней».

Со вкусом было выбрано место для Вашей усадьбы: полукругом постройки, перед ними поляна, дубы и песчаный берег залива. А дальше водный простор, острова. Счастье Ваше, генерал, что не видят Ваши глаза, как прибитые гвоздями к ветвям столетних дубов торчат жерди, на них треплются клочья пленки, рубероида, тряпья. На земле кирпичи от разоренных летних печек, ведра с протухшими грибами. Кому нужно в Москве ведро? От вида грибов гармаевцев воротило. Год был грибной. Аппетит же им испортил мед с орехами, которые под конец пришлось доедать. Не рассчитали продукты, сначала постничали. В огороде прели цуккини и гора картошки: выкопали, но съесть не успели. В загоне тонули в своем помете бройлеры. Они страшно разжирели на пищевых отходах — на каше с курагой и изюмом.