О Господи, о Боже мой! - страница 25
Самодеятельность. Хочешь ли, не хочешь — и петь будешь, и плясать будешь.
Зима катила в глаза и снижала нам оценку «за внешний вид» и за «смотр строя». Зима была ранняя. Два месяца по морозу ходили в резиновых сапогах. Хорошо, если в больших — портянку наматывали. А у тех ребят, кто вырос — сапоги эти присасывались к ноге. Приходилось в дверную щель засовывать, чтобы стащить сапог. А наутро такой мальчик на зарядку в одном сапоге выходил. Второй будет потом еще полчаса надевать и плакать. А еще и крали сапоги. Я свои давала, и не раз. И сушить домой носила к печке. Но ведь 20 пар не понесешь через всю деревню! С января оделись в валенки. Сплющенные, непарные, худые, о размере — не помышляй! Ну а коли уж в валенках, то и в оттепель, и на кухне. На цементном полу вода стоит, где же валенкам просохнуть за ночь? А двоим-троим я так и не подобрала на складе — проходили до весны в резине.
К тому времени война шла полным ходом. Я получала выговоры просто, выговоры в приказе, предупреждения и устные замечания в таких словах, что и сказать нельзя. А сама писала докладные, объяснительные — этих слов я раньше не знала, а теперь узнала. И вот, например, наша переписка.
Выговор
Объявляется воспитателю Арманд Е. Д. за то, что она отсутствовала на рабочем месте 18.03.1989 г. с 15.32 до 15.47 минут.
Объяснительная
Так как в интернате нет туалета для воспитателей и вообще ни одного туалета, запирающегося изнутри, я вынуждена для отправления естественных надобностей ходить домой. До моего дома 6 минут ходьбы и столько же обратно, т. е. 12 минут. Три минуты я трачу, чтобы сходить (по-маленькому).
Вот так заговорила! Неужели это я? В конце концов дошло дело до суда.
Я задаю вопрос в зале суда: «А вы, товарищ директор, сидите на соседнем «очке» с воспитанниками?» Тогда еще мы все были товарищами. Сейчас все товарищи оживились и заговорили со мной новыми голосами. То заполошно орет на кухне Вера Даниловна — взорвалась как котел: «Она (это я) будет им (т. е. моим ребятам) книжки читать, когда они картошку чистят! Одно дело дежурить — другое книжки читать!»
Матерно орет и кидает в меня кирпичами даже самый маленький в моем классе рыженький пацанчик по прозвищу Добрый. Я его направляла чистить картошку, а он собирал велосипед из деталей, найденных на свалках и задворках, и уже почти собрал.
В общем, пора меня уволить «за регулярное неисполнение обязанностей воспитателя». (Могли бы уволить за подрывную деятельность. Я содействовала и даже организовывала три удачных побега. Аллигатор не знал этого, хотя чуял! Сделано было чисто, и придраться было не к чему.) Но уволили. Я подала в суд, и суд меня восстановил — такая добрая дородная народная судья. Правда, надо сказать, что судья та же самая, которая осудила моего друга за яйцо и рыбу. Но прошло время, за это время она услыхала по радио его голос — он организовал тогда отечественную Amnisty International, а она, не зная иностранного языка, подумала, что эта штука будет теперь вместо генеральной прокуратуры. С этой перестройкой не поймешь, куда идет генеральная линия!
В мою пользу решилось и еще одно дело под ее председательством. Дело об избиении девочки из моего класса, Бойцовой, воспитательницей по имени Шапокля. Над своими Шапокля измывалась безнаказанно, ну заодно и над моими. Оксанку — ключами по голове, а Бойчиху — каблуком в висок. Висок вспух. Я разъярилась и обратилась в инстанции. Деревня гудела, судила-рядила насчет девчонки: «Ну что ж, что в висок, ведь не убила же!» Но Шапокля получила 2 года условно и увольнение от педагогической деятельности, хотя интернат вступился, защищая «лучшего воспитателя, имеющего наилучшие показатели по дисциплине в классе, а также по санитарии и гигиене».
Я чувствовала себя правой. И так не на шутку разошлась, что заявила в областную профсоюзную организацию о том, что Машу обсчитывает бухгалтерия. Областные (вот чудо перестройки!) приехали на машине за 300 км разбираться. Подкатили прямо к дому, но Маша как сквозь землю провалилась. Только что была здесь — и нет! Походили по огороду, покричали в надворных постройках… и уехали.