О Господи, о Боже мой! - страница 39

Хотелось, чтобы возлюбленные нами Пончики преуспели во всем: в искусствах и науках. Их тетради по русскому и математике храню. Они рисовали акварелью, и картинки их участвовали в выставках. Пейзажи Пончика лиричны. Рисунки Доброго не выделяются ничем.

И уже тогда был у нас театр. В первые годы мы ставили «Аленький цветочек» — театр теней. На разных экранах поместились дом купца с купеческими дочками и сад Чудища поганого (цветные тени напросвет, марионетки). Море с кораблями проектировали на беленую печку. Море ходило живыми волнами сквозь зеленую пивную бутылку. В заключительной сцене Чудище поганое и девушка отбрасывали свои тени в рост на простыню, висящую на веревке. Чудищем был гостевавший дядя Андрюша, девушкой — нетрудно угадать! Красивый спектакль… Круговая панорама!

Но поганую шкуру так и не удалось сбросить у нас дяде Андрюше, пришлось ему сбрасывать в другом месте. Не полюбила его красавица, хоть и водил он ее за околицу и целовал в сахарные уста. Воспоминание о нем отлетело легко.

Можно нанизывать счастливые истории с Пончиками — трогательные, веселые, занятные. Да, вот еще. Это было в начале зимы, когда я с рюкзаком продуктов шла к ним ночью по лесной дороге. Рюкзак ухитрилась привязать на детские санки. Тьма кромешная. Дорога — 3 км — сто раз знакомая. Санки взяла зря: они поминутно переворачивались, застревали. Дорога все хуже, и наконец — полный хаос вокруг: завалы, ямы, пни. Я заблудилась. Шел лесоповал, в лесу наездили временные дороги, которых раньше не было. Глубокая колея увела меня в тартарары. Я крутилась, что-то щупала руками, потеряла варежки. С санками и рюкзаком была совершенной раскорякой в этом черном месте.

Представила себе, как буду здесь ночевать. Так ночевал однажды мой славный Диссидент в этом самом лесу. Он был с сынком и беременной женой — шли к нам в гости из Хотилиц и заблудились. Правда, дело было не зимой — летом. И спички у них были — курильщики — зажгли костерок. Так ведь он интеллигент, что с него взять? А я старый таежный волк (волчица). Предавшись унынию, бросила сани и рюкзак, взяла из него только буханку хлеба за пазуху и искала выход из дурного сна, тыркаясь и падая, но в счастливый момент почувствовала ровную дорогу. Пошла как будто к дому. Впереди — свет! Здесь в такое время никого не может быть! К добру ли? Но раздался голос Пончика. Они встречали меня с фонариком. Вот уж не ожидала! И тут мы обнялись втроем с буханкой, сзади прилепился Добрый. До слез, правда, не дошло. «А рюкзак найдем завтра по свету…» — сказала я. — «Нет, — ответили они, — это непорядок, пойдем сейчас». Мы проходили заполночь, рюкзак нашли. «А варежки найдем весной». Толкая свой возок в хвост и гриву, добрались. Маша не спала, ждала нас.

Однажды Маше пришло письмо от одноклассницы со стихами насчет степей, коней и потерянной жизни — это лет в 18–19. (Тогда мы все письма читали вслух.) По стихам я заключила, что девочке этой надо приехать к нам. На некоторое время дело заглохло, но, когда через год мы с Машей вылетели с треклятой работы, а через полгода к нам явились Пончики, а еще через полгода приехала она, Анна, мы зажили вшестером. Она хотела, чтобы ее звали Билли, я сопротивлялась. Она не отзывалась на Анну, злилась и выдумала звать меня «начальником» — с намеком. Я старалась обходиться без имени вообще. Мы на этом столкнулись. Может быть, когда-нибудь найдется ее настоящее имя… А пока она у меня будет «Она».

Она, на которую я любуюсь: Она вся напоказ, сплошной театр. Спектакль для меня. Играет так, что не к чему придраться. Я люблю хорошую игру. Но от этой игры произошло много беды в конце концов. Поговорить бы однажды, может, будем настоящими, какие есть. Но мы разыгрываем пантомимы. А если вдруг прорвется немота, то одна сплошная ругань, анафемы… Чего я хочу? Мне хочется когда-нибудь погладить ее по голове, по смоляным коротким волосам… А что до степей и коней…

На заре всего нашего дела мы мечтали о лошади: вот спасение, вот красота нашей будущей жизни! Деревенские лошади вымирали, как колхозники — на глазах. Но вот пришла телеграмма: в Москве продается лошадь. (Сгорела конюшня!) Явилась я срочно и взялась за торги… Без кола без двора, интеллигентная женщина, да и не в молодых годах… И купила двух! Кобылу буденновской (?) породы и жеребца. Вот сколько пороху было тогда!