О Господи, о Боже мой! - страница 49

Из моего дневника

Мы уже встретились. Мальчишки с неестественным трудолюбием пилили дрова, таскали фляги с водой. Стемнело, когда я позвала их зайти в дом. Но это было почему-то трудно — они стучали в стены, в окна, тянули время. Наконец зашли, но не рискнули выйти из-за печки. Постояли там часа два и отправились не евши спать в Любутку. Мы с Машей попили пустого чая, яства пребыли нетронутыми.

Ребята не знали, окончательно ли отбыл батюшка. Однако не так просто все было в этой забавной истории. В ней было предательство, и Пончик это понимал, и появилось новое обстоятельство. Я не думала, что оно когда-то станет главным.

Интернат заигрывал с ребятами. Убедившись, что так просто они их не получат (а какое-то начальство нажимало), прислали они хитрого лазутчика к нам. И раз и два приезжал он в качестве друга детей и оппозиционера интернатской администрации. Он приехал как-то даже с братом Доброго (Добровольские проходили через интернаты династией. Вспоминали старших, которые были, по слухам, или в армии или в тюрьме — где-то, а младшие стояли на подступах — в домах ребенка). Приехал оппозиционер, который работал в Торжокском интернате воспитателем, и взялся нам вешать лапшу на уши. (Замечательное явление новояза. Хочу ему отдать честь и пишу без кавычек.) Был он, по его словам, афганцем, и была у него пришита чужая нога(?!) другого размера! Вот бы посмотреть! Правда, он прихрамывал. Этот молодой педагог, который письмами и визитами заинтересовал нас, привез из интерната любезную официальную бумагу, в которой Пончикам предлагалось приехать и получить одежду и продукты, причитающиеся им за время их отсутствия. И при желании — съездить в летний спортивный лагерь.

Такой стиль общения казался мне новым и прекрасным, его надо было поддержать. Ну и кроме того, Пончики настолько обносились и оборвались у нас, что я стала их уговаривать съездить. Они упирались. Я сомневалась в чистых помыслах интерната, но не сомневалась в мальчишках. В конце концов решилось: они съездят, повидаются с ребятами и вернутся с трофеями через две недели.

Через две недели за ними поехал тот самый, который учил слушать тишину. Пончики не подошли к нему. Они обстреляли его сзади из рогаток. Никто не держал их в интернате — они не хотели в Любутку! Они, как Каштанка, хотели в свою старую жизнь!

Наша жизнь от этого пошатнулась. Я должна была понять — почему? Что, Пончики купились на кеды, куртки и т. д.? — Да, но это не решающее.

Что им нужно для душевного уюта — много ребят, целую толпу? — Да. Интернатские чувствуют себя чуть ли не голыми, когда компания меньше привычной.

Что, нужно быть «как все», не выделяться? — Да. Биологиче-ские законы. Законы стаи.

Но были человеческие? Думаю, были. В 14 они вдруг ощутили себя «не в своей тарелке». Человеку «простому» в интеллигент-ской среде неуютно. Настал момент, когда своя среда, сословие, класс возникли из глубины крови как главное. Возникли «мы» и «они». Почему? Думай, думай… За себя и за все предыдущие поколения русской интеллигенции.

Маша плакала от обиды.

Прошло целое лето без Пончиков. Жаркое, людное, почти отбившее память… почти.

Из моего дневника

…Отшумело. Разверзлись небеса, пошли дожди, утихли пожары. Уехали летние визитеры. Благодатная осень. С наших одичавших яблонь падают яблоки с тугим стуком. Лошади ходят среди них и едят, на губах вкусная зеленая пена. Осы делают в яблоках сладкие дыры. Мы снова вдвоем с Машей, как вначале. Она переживает отъезд людей, говорит, что вся измучилась, испровожалась.

Произошло событие: одна бабушка привезла нам любимого внучка, толстого мальчика. Ему десять лет, глухонемой и полный аутист — не смотрит на людей вообще. Сильно косит, но на колбасу собирает взгляд. Мы взяли его.

Мы его всюду водили с собой за руку. Он давал свою нежную, как у грудного младенца, ладонь и шел покорно. Мы учили его бегать и чуть-чуть научили. Сажали его на лошадь — взваливали, он в ужасе падал как мешок. В какой-то раз его усадили в седло, держали с двух сторон за ноги и вели лошадь в поводу. Понравилось, и катался. Это Кирюша. Маша с ним хороша. Они придумали сплетать пальцы гребенкой и идти…