О первых началах - страница 14

. В самом деле, разве такому началу, вобравшему в себя все свои плеромы[110], ни прибавление к которому, ни убавление от которого не изменяет наличествующего — никогда, ничего и ни у чего, может чего-то не хватать? Впрочем, и это начало — и единое, и многое, и целое, и части, и первое в себе, и промежуточное, и последнее. Худшие плеромы нуждаются в лучших, лучшие — в худших, а целое — в частях, ибо соотнесенные между собой вещи нуждаются друг в друге, а первые по той же самой причине — в последних, так как нет ничего самого по себе первого. Однако и как единое он нуждается во многом, потому что обладает бытием именно во многом[111], или же потому, что это самое единое собрано из многого и существует не само по себе, а только вместе с ним. Следовательно, и этому началу в значительной мере свойственна недостаточность, тем более что к тому же ум, порождающий в себе собственные плеромы, из которых он составляется как совокупный ум, пожалуй, будет нуждаться сам в себе, причем не только как порождаемый нуждается в порождающем, но и как порождающий — в порождаемом: в смысле восполнения порождающим самого себя в качестве целого. Кроме того, есть мыслящее и мыслимое, умопостигаемое и мыслящее самое себя благодаря самому себе; ум — это оба они вместе взятые. Следовательно, мыслящее испытывает нужду в умопостигаемом как предмете своих стремлений, а умопостигаемое нуждается в мыслящем, потому что оно само стремится быть мыслящим; составное к тому же нуждается и в том и в другом; кроме того, соединение всегда сопряжено с недостаточностью, как, например, космос — с материей. Значит, в согласии с природой ума вместе с ним обретает свою сущность некая недостаточность — в том смысле, что ум не является наивластнейшим началом.

13. Итак, правильнее всего соотносить ум с наипростейшим среди сущего, которое мы называем единым сущим[112]. Действительно, в последнем нет ничего разделенного вообще, как нет и какого бы то ни было внутреннего множества, порядка, двойственности или обращенности к самому себе. Стало быть, какая же нужда могла бы появиться в совершенно объединившемся, и прежде всего нужда в худшем, на которую только что опиралось рассуждение? По этой самой причине к этому наиболее непоколебимому началу как к более всего независимому и взошел великий Парменид[113]. Однако, безусловно, следует придерживаться той мысли Платона, что объединенное есть не само по себе единое, а единое, обладающее свойствами[114], и ясно, что стоящее ниже того[115]. Не правда ли, это так? Тем не менее и при выбранном способе рассуждений объединенное проявляется, сохраняя свое положение в себе самом, и как обретающее единство (даже если бы оно объеединялось с низшим — ведь все равно в его основании лежит объединенное), и как само единое. В самом деле, если сущее состоит из стихий, как, похоже, и говорит о смешанном Платон[116], оно нуждается в этих самых стихиях; не достигнув простоты единого, оно стало некой мерой единого, словно привносящей вместе с собой массивность и объемность[117]. И в отношении стихий, право, я вовсе не утверждаю, что они разделены,— напротив, они связаны своим единым и к тому же как бы слиты, поистине будучи продвинутыми вперед настолько, насколько продвинуто оно — то, которое теперь уже не единое, но объединенное, уже сущность вместо генады. Ведь тем самым можно было бы оправдаться, производя точное исследование смешанного и остерегаясь того, чтобы создать не лучшее из лучших, а худшее — вместе с лучшим, на основании его и в нем самом. Однако, разумеется, и в этом случае единое-в-себе нуждается в едином-в-себе-самом-по-себе[118], а составное как целое нуждается в том и другом. И если одно дело — понятие бытия, а другое — объединенности, как и всецело объединенного и сущего, значит, они взаимно нуждаются друг в друге, целое же, которое и именуется единым сущим, испытывает необходимость в этих двух вещах[119]. Даже если единое — лучшее, оно будет нуждаться в сущем ради ипостаси единого сущего. И если сущее, например эйдос, возникает как бы в дополнение к единому вследствие смешения и объединения, подобно тому как своеобразие человека идет вслед за его определением как одновременно разумного и смертного живого существа, то и тогда единому будет недоставать сущего. Если же, что, наверное, более правильно, единое двойственно, и одно — это причина смешения, которая будет предшествовать сущему