О первых началах - страница 34

.

Потому-то относящиеся к нему рассуждения Платона и вступают в противоречие между собой: соответствующее суждение близко к полному опровержению предыдущего и отличается от него только тем, что простое единое существует как единое и как все вместе; что же касается рассматриваемого сейчас единого, то оно превыше и единого и всего вообще, будучи более простым, нежели то и другое; названное же начало — даже и не подобное единое[231]. Итак, поскольку это единое покинуло пределы таинственного, но еще не стало определенным единым — последнее ведь полностью познаваемо,— оно остается всеединым, причем тем, которое еще не определено, ибо определенное Познаваемо в еще большей степени, так как представляет собой множество эйдосов. Однако все вместе является таким единым, которое приобретает от <высшего> единого свободную от многого простоту, а от всего — отрицательную определенность и зауженность понятия единого. И то и другое в нем познаваемо, как и составное, поскольку последнее познаваемо вдвойне; то же, что предшествует тому и другому,— что мы и обнаруживаем при посредстве этого самого единого,— так вот, оно само по себе не приемлет знания, а при сравнении его с составным уясняется лишь то, что оно предшествует этому составному, которое является как бы следующим за ним.

И если есть нужда все-таки дать ответ на заданный вопрос, то подлинное познаваемое — это единое, созерцаемое в некой определенности, которое уже некоторым образом оказывается эйдосом, ибо он благодаря тому, что может быть описан, служит предметом описательного знания. Потому-то с него и начинается знание; ему противоположно нечто, всецело неизреченное и не терпящее никакого восприятия. То же, что находится между ними, отчасти ближе к познаваемому, и таково объединенное, которое стремится ускользнуть даже от этого самого определяющего и очерчивающего знания, отчасти же — к неизреченному, каково простое единое и все как единое; в последнем смысле оно предоставляет лишь некий мельчайший и наинеяснейший знак своего присутствия. Есть ли нечто промежуточное между ними, мы еще попробуем установить, когда будем рассматривать каждую из этих сторон единого.

Сейчас же мы ведем изложение, одобрив пока тот тезис, что предмет нашего обсуждения мы не познаем ни как единое, ни как все вместе; он является тем, что мы на этом основании рождаем (я имею в виду познавательные роды). Ведь знание о нем достигло уже состояния родовой муки; когда же оно пытается произвести на свет дитя и даже добивается этого, дитя оказывается вовсе не тем, что мы ищем. Таково то, что, в связи с рождающим его знанием, было названо философом Проклом в «Монобиблионе»[232] таинственной аксиомой, поскольку изреченной аксиомой является то, что касается уже определенного знания. Вот основание для всегдашней противоречивости при его исследовании и вынесении суждения о нем, поскольку оно представляется то познаваемым, то непознаваемым. Ибо есть причины, в силу которых оно оказывается одним, и есть причины того, что оно является другим; потому-то Платон в «Письмах» и отрицает его качественную определенность и бытие вот этим и называет причиной всех зол разделение собственно предмета рассмотрения в смысле качественной определенности и бытия вот этим[233]. Ведь мы испытываем это титаническое страдание уже по поводу сущего[234] и тем не менее пытаемся возвести это самое страдание к наисвященнейшему и наинеделимейшему среди всего и для всего в целом.

29а. Итак, если при познании единого необходимо устранить само представление о том, чем и каковым оно является, то необходимо отказаться и от его определения как единого. В самом деле, оно есть что-то среди всего и все вообще: все является чем-то, так как каждая вещь из всех есть нечто; следовательно, и все вместе есть нечто. Стало быть, если оно не познается ни как единое, ни как все, то чем же оно будет? Остановись, человече, и не приписывай ему соответствующее «что» — ведь ты воспрепятствуешь себе в его познании уже тем, что сочтешь нужным услышать, что оно есть; а вот если ты отринешь эти «что» и «каково»