О разделах земель у бургундов и у вестготов - страница 4
во-вторых, позднейшая новелла запрещает продавать землю тем бургундам, которые не имеют владений в другом месте.[21] Оба распоряжения вызваны, как видно из самого их текста, тем, что некоторые «жребии свои с чрезмерной легкостью расточали»[22] и оставляли таким образом своих детей без наследства. Мы видим, что в Бургундском королевстве земельная собственность отличалась большой подвижностью: она переходила из рук в руки, способствуя усилению имущественного расслоения среди варваров.
Интересно выяснить взаимоотношения между варварами и римлянами, сложившиеся в результате раздела земель по праву hospitalitas. Как видно из Бургундской Правды, между соседями иногда происходили мелкие столкновения по хозяйственным вопросам,[23] повидимому, бывали случаи прямого утеснения римлян со стороны бургундской знати, стремившейся, по примеру прочих бургундов, получить не половину, а две трети земель и треть рабов от своих госпитов.[24] Все это, однако, — частные случаи, не мешавшие в общем мирному соседству римлян и варваров. Бургунды никогда не чинили над мирными римскими землевладельцами массовых насилий, подобных тем насилиям, которые допустили, например, расквартированные Аэцием в окрестностях Валанса аланы: собственников земель, воспротивившихся разделу, они с оружием в руках совсем выгнали из их владений.[25] Одно из стихотворений Сидония Аполлинария дает ценные сведения о взаимоотношении госпитов и о той бытовой обстановке, которая складывалась в результате практики hospitalitas. Стихотворение адресовано знакомому Сидония Аполлинария, просившему его сложить торжественную песню в честь новобрачных. Сидоний отвечает, что он не может этого сделать в той обстановке, в какой вынужден жить, и описывает при этом те отношения, которые установились у него с расквартированными в его поместье, в Лионской Галлии, бургундами: «Зачем ты требуешь, чтобы я сложил песню в честь Дианы, — я, постоянно окруженный толпою косматых варваров, вынужденный выносить звуки германской речи и расхваливать с угрюмым видом песню, которую поет объевшийся бургунд, мажущий прогорклым маслом свои волосы? Хочешь, я скажу тебе, что мешает поэме? Моя муза отвергает шестистопный стих с тех пор, как видит семифутовых покровителей и слышит их варварское пение. Счастливы глаза твои и уши и, скажу даже, счастливо твое обоняние: десяток бургундов не оскорбляет его с раннего утра запахом чеснока и лука. Толпа великанов, которых едва вместила бы кухня Алкиноя, не ломится к тебе на самом рассвете, как будто ты — престарелый их дедушка или муж их кормилицы.»[26]
Разберем это прямо списанное с натуры стихотворение Сидония, составленное, повидимому, во время междуцарствия конца 456 и начала 457 гг. (от смерти Авита до провозглашения императором Майориана), когда бургунды явились в Лионскую Галлию в роли своеобразных «покровителей» местных магнатов и были расквартированы в их поместьях. В поместье Сидония живет целая толпа их, и с самого раннего утра эта толпа является к важному римскому магнату, желая засвидетельствовать ему свое глубокое почтение. Сидоний распоряжается накормить этих варваров и как любезный хозяин выслушивает их разговоры и пение. Простодушная и общительная толпа бургундов — госпитов Сидония, — вне всякого сомнения, толпа крестьян, а не знатных людей, смущающая римского магната и своим необычайным видом и своим запахом. Этих крестьян поселено у Сидония значительное количество, следовательно, каждому из них предоставлено в его поместье сравнительно по небольшому участку. Не у всех помещиков в Лионской Галлии поселены бургунды: адресат, которому направлено стихотворное послание Сидония, не испытывал их сообщества; его поместья, очевидно, не подверглись разделу.
Сидоний, как мы видим, определенно недоволен сообществом бургундов. Но его недовольство не таково, какого мы в праве были бы ожидать. Он недоволен не тем, что вынужден отдать варварам часть своих земель. Его выводит из равновесия навязчивость бургундов, их частое присутствие и непривычные изъявления их привязанности. В одном из писем Сидоний откровенно сознается, что ему не нравятся варвары, кто бы они ни были. «Ты избегаешь варваров, кажущихся злыми; я бегаю даже от добрых» — пишет Сидоний своему другу Филагрию.